По ощущениям мое плечо превратилось в муравейник, и теперь маленькие существа копошатся там, в своем новом доме с красными подтеками.
– Не вставай пока. Считай, что это твой отпуск.
Я осматриваю палату: белый шкаф-труп, лампочка, свисающая с потолка, как слюна огромной собаки, одинокий кактус на подоконнике – все это мой дом на ближайшее время.
– Не знал, что здесь есть больница.
– Мы ведь спасатели, – вздыхает Тора. – Если кого-нибудь из Стаи со вспоротым животом привезут в обычную клинику, начнутся расспро…
Она не успевает закончить: в палату врывается Ди – растрепанная, запыхавшаяся, уставшая.
– О, у тебя гости. Я… подожду в коридоре, ладно? – Кивнув мне, Тора шагает прочь.
А я все пялюсь ей вслед и борюсь с желанием окликнуть. И плевать мне на Ди, гнущую пластилиновые, бескостные пальцы. Плевать, что она прилипла к окну и, кажется, не замечает меня. Мне страшно ее благодарить. Вдруг я ошибся? Какие отношения могут быть между тем, кто чуть не сдох, и его новым богом?
Тишина – та еще крыса. У нее длинные ноги и сильные мышцы. Она пинает нас с Ди в сторону недокитая, но ей не везет: мы недвижимы. Мы сломаны.
Спустя некоторое время я все-таки беру себя в руки и спрашиваю:
– Почему?
Ди поворачивается ко мне, растерянная, выцветшая, как старый календарь.
– Отомстила. Ты поддался мне, я – тебе. Да и вообще… Ты хотел умереть, что ли?
– Спасибо.
– Бруно ничего не заподозрил. Ты в команде, поздравляю, – произносит Ди высоким, чужим голосом. – Мне никто не помогал, Захар. Поэтому… Больше не будет поблажек, ясно? Небо, да я чуть с ума не сошла, пока ты проходил трассу!
– Ты… волновалась за меня? Почему?
Мой вопрос отпугивает ее. Она пятится, то открывая, то закрывая рот, перепуганная, поникшая, словно это ее едва не зарезала мухобойка.
– Я, пожалуй, пойду. И кстати, выглядишь дерьмово.
– Спасибо за комплимент… – Я старательно подбираю слова: кое-что уже давно не дает мне покоя. – Ваши с Торой имена как-то связаны? Почему вы выбрали такие… иностранные сокращения?
– Когда-нибудь мы рванем в Чикаго и станцуем там стриптиз. А девочкам, танцующим стриптиз, нужны красивые имена, – хохочет она и исчезает в коридоре.
Весь вечер я болтаю с Торой и отчаянно пытаюсь представить ее с Ди, понять их дружбу. Они для меня – как чай и апельсиновый сок – не-сов-мес-ти-мы-е. Я, к примеру, обожаю пить чай, и чтобы чашка была крохотная. А от апельсина у меня щиплет язык.
Тора хвастается, что подобрала ноты к «Квадратным глазам», что увлеклась шитьем. Но обо всем этом она говорит с долей грусти: за последний месяц Тора не написала ни строчки.
Перед сном ко мне заглядывает доктор и делает перевязку.
– Не понимаю вас, – причитает она, заправляя за ухо седую прядь. – Зачем гробить себя, если можно просто подождать?..
– В моем случае ждать – это то же самое, что и гробить, – усмехаюсь я.
Тора, бледная, помятая, обнимает скрипку так нежно, как маленькие дети обнимают плюшевых медведей.
– Не выспалась? – спрашиваю я.
– А что? Тебе не нравятся мои
Тора гладит меня смычком по щеке и – начинает играть.
Едва уловимые, робкие звуки вспыхивают передо мной красными пятнами. Я мысленно рисую из них девочку-Хлопушку.
В висках стучат строки из моих любимых «Квадратных глаз», и я бы спел, если бы не высох, как лужица под палящим солнцем. Музыка ускоряется, я вот-вот ее упущу. Она течет сквозь пальцы, сквозь потрескавшийся корпус и далеко-далеко внизу встречается с корнями деревьев. Как же им повезло!
Когда-то Тора танцевала под эту песню. Когда-то Ворон боялся выдать себя скрипом лестницы и спугнуть нас. Когда-то я целовал Хлопушку, а она говорила о чайниках.
Так по-детски. И поэтому так безошибочно и больно.
Музыка затихает, но я хочу продолжения. Торина версия песни мне нравится больше оригинала. И пусть она без слов – я сочиню их мысленно.
– Не подглядывай, – шепчет Тора.
Нечто мягкое и пахнущее яблоками касается моих губ – нечто, до боли напоминающее сладкую вату и волосы Хлопушки. Я жадно втягиваю воздух. Он мой. Он пахнет тем, что всегда было моим.
Я нащупываю здоровой рукой талию Торы.
– Остановись… Что ты чувствуешь?
«Сладкая вата» щекочет мою шею.
– Твои волосы, – улыбаюсь я и открываю глаза. Передо мной – кусочек пушистой ткани. – Что это?
– Хвост. Я ведь шью кота. Думаю назвать его Облаком.
– А где старое Облако?
– Протерлось. Улетело. – Тора внезапно серьезнеет. – Иногда нужно просто закрыть глаза, и тогда ты поймешь, что все не так страшно.
– Даже если ты провалился в помойную яму?
– Именно. Когда ты зажмуришься и забудешь об отвращении, помойная яма превратится в детскую кроватку.
– Ты пробовала? – с подозрением щурюсь я.
– Дурак!..
Посидев со мной еще немного, Тора отправляется на задание, а я жду перевязку и запихиваю в себя лекарства, оставленные доктором. Если бы я их не пил, то, наверное, они бы не поместились ни в шкафу, ни в ванной.
Но я закрываю глаза и дышу.
Ты права, Тора. Это помогает мне с самого детства.
21
Анна
[После]