Чувствуй себя как дома

Прогулка с Ди превратила меня в вакуумную коробку. Кто я? Зачем я? Почему мне снятся дома? Регулярно. Я боюсь засыпать, боюсь снова гореть, боюсь маминых слез, пепла, чужака в пыльных сапогах.

Я не пишу уже третий день. Реальность расслоилась на мой вымысел и вымысел тех, кто действительно существует: Темыч, его родители, Лида, Вячеслав, Ди – шарики в колыбели Ньютона. Двигаются по инерции. Говорят – тоже. Еще немного – и я присоединюсь к ним.

Дни увариваются, как манная каша с комочками. Я тону в ней. Захлебываюсь.

И все чаще думаю о Вячеславе. Он что-то скрывает и специально пригласил меня туда, или я сама себя пригласила. Безумие.

Облако спит со мной. По вечерам я смотрю на него и пытаюсь вспомнить что-то, кроме белого пятнышка и стеклянных глаз. Мама жарила блинчики? Целовала меня перед сном? А что насчет велосипеда и скрипки? Где пропадал папа?

Иногда я нащупываю нить – смутный образ маленькой, худенькой женщины. А голос… Голос кактусом вгрызается в пол – попробуй перебей.

Голова звенит будильником. Все время. Словно кто-то воткнул мне в уши наушники и заклеил пластырем.

Дом общается со мной через часы. Я такая же, как Ди, такая же, как мама. Просто выросла среди мертвых многоэтажек и не заметила, как оглохла.

Изо дня в день я проклинаю ноутбук, подавляю желание раздолбать его до консистенции гречневой каши и утопить в море. Сколько бы я ни сидела перед ним, сколько бы ни щелкала по клавиатуре – тщетно.

Самое страшное – это когда писатель заканчивается вместе с пастой в ручке. Мне нечего сказать. Я потратила все мысли. Отдала их домам, сама того не подозревая. Глупая… Думала, заключу поселок в книгу, но на самом деле он заключил меня.

На четвертый день без слов я решаюсь. Если я и правда чокнулась, хуже уже не будет.

Я хватаю Облако и выныриваю из комнаты. На часах – семь утра. «Свежесть» проглотила всех и дремлет. Даже Темыча не видно.

Я кутаюсь в кофту. Ветер причесывает деревья с такой силой, будто мечтает унести их с собой, а я мчусь к моему дому.

Облако бьет меня хвостом по лодыжке. Догадывается.

Ночью был дождь. Я шлепаю по грязи, как по скользкому языку. Это обгоревший монстр его высунул, чтобы побыстрее добраться до нас с котом. Покореженные ворота машут мне, холм обнимает тенью. Холод обжигает кожу и впитывается, как ядовитый крем, спешит в гости к подрывнику.

Тик-так. Тик-так.

Стук-стук. Стук-стук.

Здравствуй, друг. В какой комнате я играла с Облаком? В какой пряталась под кроватью?

Пламя замуровало мое прошлое, и лишь тиканье стелется мхом по кирпичу. А еще… что-то дикое. Скрип – робкий, но разумный. Это голос живого существа.

Ди была права.

Я отгоняю паршивые мысли и погружаюсь в полумрак дома. Прислоняюсь ухом к влажному кирпичу.

Его зовут Ворон. Я… услышала.

Имя превращается в цепочку и обматывает мою шею. Я ощущаю себя обычной вещью – картиной, фотографией, заржавевшим граммофоном, поцарапанной пластинкой, камешком. Мы связаны с Вороном. Я пропитана им, а он пропитан мной. У нас общие легкие, общее сердце, общие нейроны. Вот почему Аня-подрывник не давала мне покоя. Она ждала, когда я очнусь.

А я продолжала прятаться под кроватью, несмотря на то что той самой кровати давно нет.

Я обнимаю Облако крепче.

Ворон что-то шепчет. Что-то важное. Я узнаю сиплый тембр и интонации, мягкие и густые, как жидкая карамель. Прошлое проходит через поры тонкими нитями, и я молюсь небесам, чтобы они не оборвались.

Дом говорит неразборчиво. Или я оглохла, чересчур долго блуждая там, где тикает только будильник.

– Я скучала, – произношу я.

Тишина.

Поздравляю, Аня. Ты треплешься со своей тенью в заброшенном доме.

Я прикрываю глаза. Нет, Ворон здесь. У нас же общее сердце, и оно барабанит виртуознее любого рок-музыканта.

– Подросла немного, да? И… Представляешь, книжки начала писать.

Если бы Рита меня увидела, точно бы вызвала скорую. Да я и сама сомневаюсь, что обойдусь без смирительной рубашки.

Радует одно: полотенца нигде нет.

Я сажаю Облако на подоконник. В заброшенном доме, в пыли и плесени, кот выглядит как свой. Он подружится с поломанным граммофоном и золотыми цепочками, оплетающими пол вместо паутины. Чьи-то дары в обмен на чьи-то мечты. Если бы я была туристом, удивилась бы, почему украшения до сих пор не своровали… но… турист из меня плохой. И я клянусь, живые стены защищают лучше самых надежных замков.

– Мне не о чем писать, – заявляю я громко и четко. – Нет, не так. Я не могу писать.

Тысячи моих клонов произносят то же самое в соседних комнатах.

– Я дарю тебе Облако. Ты… рад?

Ничего не меняется: Ворон не рушится, не выгоняет меня, не кричит, даже не скрипит. Лишь бойкое «тик-так» никогда не заглохнет.

Я поднимаюсь на второй этаж. Мне хочется найти осколки посуды, лоскуток маминого платья, корешок старой книги, воссоздать из пепла частичку сгоревшего мира. Но в доме пусто, если не считать покореженной плиты, полуразрушенного балкона и кровати, больше похожей на ежа из-за пружин и железок.

Что, если я пряталась под ней?