Чувствуй себя как дома

Покореженные ворота за моей спиной рыдают. Яблони шелестят, срастаются ветками. А Ворон… Ворон до сих пор улыбается. И пусть его тело теперь – одна сплошная гематома, он счастлив, что снова чувствует.

Здравствуй, друг.

– Тора? – зову я.

«Нет, это я. Я-я-я…» – едва слышно лязгают поломанные замки. Ворону трудно разговаривать после комы.

– Тора!

Ее здесь нет. Наверное, она оживила Ворона ночью. Или и того раньше, но я так увлекся поисками, что не заметил.

Подарок не удался.

Я падаю на колени. Шестеренка выкатывается из кармана и исчезает за горой бутылок. Холодно. В гостях у Ворона никогда не было так холодно.

Отпечатки наших ладоней стерлись. На обломках крыши свила гнездо ворона. Под ногами хрустят листья. Чей-то маленький мирок превращается в идеально мертвую плоскость.

Ты меня помнишь, Ворон?

Как отдохнул?

Поработав в Стае, я привык говорить с домами мысленно. Возможно, потому что боюсь общаться с теми, кто умирает, вслух. Возможно, потому что стыжусь. Возможно, потому что в голове все кажется нереальным.

Ворон молчит. Я – тоже. Интересно, он в курсе, сколько его братьев я сжег?

«Пятьдесят шесть», – хрустят осколки окон.

Где-то там, на улице, в другой реальности, на чужой планете моросит дождь. Небо пытается умыть Ворона, оттереть его клиническую смерть, как пятно от шелковицы.

– Прости…

Но это «прости» тонет корабликом в луже. Я не успел натереть его воском. Я вообще ничего не успел.

– Я принес тебе подарок. Ты поможешь мне?

Ты же горел. Ты же должен уметь помогать.

Я подползаю к шестеренке и прячу ее там, где когда-то тикало сердце.

– Верни ее, приятель. Верни. Это мое желание.

Ворон не отвечает, но я ощущаю согласие в каждом кирпиче, в каждом разбитом окне. И, клянусь, если бы у дома были мышцы, он бы напряг их до предела. Он бы сцепил зубы и похлопал бы меня по плечу.

Я помогу тебе, друг.

Я помогу тебе, убийца домов.

Где-то рядом, прямо подо мной, стучит новое сердце Ворона. На этот раз оно в подвале. На этот раз оно ушло в пятки.

– Здравствуй, – раздается за моей спиной.

Я оборачиваюсь. Пашка. Помятый, как рубашка после стирки. С сигаретой в зубах. Обгоревший на солнце.

– Ее ищешь?

– Кого?

Он шагает ко мне, спугивает ворону с покосившейся рамы, тушит сигарету о подоконник.

– Тора недавно приезжала. На пару часов.

– Неужели? – раздраженно фыркаю я.

В любой момент сюда может вломиться Ди. Как я ей объясню, почему праздную день рождения в гостях у скелета? Как объясню его воскрешение?

Но больше всего я боюсь, что Пашка что-то об этом знает. Как бы тихо он ни шептал, для спасателей его слова прозвучат слишком громко. Слишком четко. Они разберут их по слогам и сожрут на завтрак. А затем убьют Ворона.

– Тора спрашивала о тебе. Я сказал, что ты окончательно свихнулся. Ждешь ее, как ненормальный. – Пашка извлекает из кармана зажигалку и щелкает колесиком. – Она попросила передать, что ты не чайник с накипью. Во бред, да? И предложила вам встретиться. Через два месяца. Здесь же.

– Что? – бледнею я. – Почему через два?

– У нее есть уважительная причина, – мрачнеет Пашка.

– С… Спасибо.

– Тебе спасибо. Мы ваши должники.

Пашка перепрыгивает через подоконник и исчезает в перекрестках улиц.

«С днем рождения», – кряхтят ставни.

Спасибо, Тора. Спасибо, Ворон.

Как же я рад, что вы вернулись из отпуска.

* * *

Я снова жду. Два месяца – как в детстве. Зачеркиваю дни на календаре. Теперь у меня есть целый комплект фломастеров. Десять штук, чтобы хватило.

Но когда наступает тот самый вечер, я выкидываю их в урну и – что есть мочи бегу к Ворону.

Он встречает меня хлопающими дверями – соскучился. Я навещаю его пару раз в неделю и знаю, что он ревнует. Дома любят внимание. Любят, чтобы человек принадлежал им.

– Извини, брат, чаще не могу, – оправдываюсь я.

Извини, брат, я обязан сжигать таких, как ты.

Ворон все понимает и не боится меня. Скорее, поздравляет, ведь я почти добрался до звезд. Осталась последняя ступенька.

Я окунаюсь в полумрак комнаты и приземляюсь на подоконник. Торы пока нет. Но если потребуется, я буду ждать ее до утра. В спину бьет ветер и свистит: «Очнись, очнись, очнись…»

А я сплю. И мне нравится.

Я оглядываюсь – луна светит прожектором – и сталкиваюсь лицом к лицу с лесом. Кажется, я даже читаю его мысли. Этот парень хочет обнять меня и похлопать по плечу, как старого друга. Он тоже любит внимание. И тоже безумен. Он не замечает того, что творится у него перед носом. А творится следующее: в траве скукожился черный комочек. Птенец. Птенец вороны.

Совсем недавно гнездо было полно жизни, а сегодня часть этой жизни терзают муравьи.

«Кар-кар-кар», – рыдает ворона.

Я отворачиваюсь. Смерть разозлилась, что я не отдал Ворона, и забрала птенца.

– Почему ты им не помог? – спрашиваю я у дома.

– Не успел.

Раздается шорох.

«Это она, она, она», – стучит сердце.

«Это она», – подтверждает Ворон.