Ди улыбается — силится прогнать странность, несущую землей и сыростью, но она уже на пороге, дышит на нее и на брата.
Осталось чуть-чуть.
После разговоров с Пашей у нее постоянно болит голова. Спасает лишь море. И да, осталось совсем чуть-чуть. Ди видит это, гуляя по пляжу. Аня играет с Темычем у обрыва. О, девчонка уже в курсе, кто она. В курсе, что ищет.
Ди пугает ее решительность и… Страх. Да, Аня боится. Боится, что поверит в них.
Илона закрепляет карабины. Павел потягивается, предвкушает полет. Ди догадывается, что произойдет, но вмешиваться не в ее правилах. Десять лет как не в ее.
Когда они с Аней фотографировали дома, кое-что случилось. Девчонка нашла визитку. Его визитку. И, без сомнений, узнала, чья она. Ди не вмешивалась — лишние расспросы ни к чему. Да и зачем? Наблюдать — наивысшее счастье. Наблюдать и чувствовать.
— АРТЕМ!
Свершилось. Темыч ползает у пропасти. Паша несется на всей скорости и цепляется за трос, а эта дура замерла и пялится на них.
Ди сжимает кулаки.
Не вмешиваться. Наблюдать. Чувствовать.
Три правила, благодаря которым она до сих пор жива.
И все же что-то обжигающее, электрическое разливается по венам, когда Аня просыпается и отталкивает Темыча. Сегодня она победила.
Но — только сегодня.
Осталось чуть-чуть.
Глава 23
Захар
ДО
Через пару дней я возвращаюсь в свою комнату и сразу чувствую себя лучше. Тора бегает за мной, как за ребенком, а я все клянусь ей, что и сам могу поесть и одеться. Да, плечо иногда саднит, но зато не кровоточит. Скоро мне снимут швы.
Я выжидаю неделю, а затем заявляюсь к Бруно. Лишь бы не покрыться накипью, лишь бы не заржаветь.
— Я готов.
— Нет, — качает головой он. — Здесь я решаю, когда ты будешь готов.
Тора умоляет меня не дергаться. Ты ведь хромой, говорит. А хромым не место в мухобойке. И только Лида не жалеет меня и заставляет тренироваться хотя бы по полчаса в день, чтобы я «не лежал кирпичом». Если бы она знала, как близка к истине.
Ди часто ездит на задания с Торой. В такие часы я растворяюсь в своем дурацком бессилии, как кубик сахара в чае. И ведь не собраться обратно, как ни старайся.
Однажды я спросил у Торы, сколько она восстанавливалась после экзамена.
— Где-то месяц. Руку сломала, представляешь? А Ди вообще потащилась на задание никому не сказав. Потом долго работала без выходных.
Пролетает вторая неделя.
Тора разрешает мне есть и одеваться самому.
За эти проклятые четырнадцать дней комната облепила меня изолентой одеял и замотала в кокон простыней.
Прости, подруга, но бабочки не получится.
Бруно интересуется, почему мое «готов» он теперь слышит намного реже. А я ему: изолента держит. Комната залепила мне рот, герр. И уши, прикиньте? Хотите бескрылую бабочку? Я к вашим услугам, герр.
Здравствуй, третья неделя.
Доктор сообщает, что мой мизинец почти зажил.
Тора — о том, что почти зажили раны на имплантате для дома. Что часы скоро пойдут. Что мы вернем Ворона.
А вот и четвертая неделя. Хромает мне навстречу, обклеивает комнату последним мотком изоленты.
По ночам я наблюдаю за Торой, изучаю каждую морщинку на ее лице, каждый изгиб тела. Нет, Хлопушкам нельзя работать здесь. Они чересчур хрупкие. Чересчур взрывоопасные.
— Нельзя, — повторяю я, когда Тора просыпается.
— Мошек тяжелее ловить, чем мух, — шепчет она мне в шею. — Мы спрячемся под облупившейся краской на подоконнике и — готово. А куда спрятаться мухе? Особенно той, у которой повреждено крыло?
— Но я не муха.
Тора целует меня, и я клянусь себе, что больше не отпущу ее. Кожа мини-девочек слишком нежна, чтобы эти самые девочки боролись с монстрами. Иногда я боюсь дотрагиваться до Торы — мне кажется, что она мигом покроется синяками.
И что бы эта упрямая девчонка ни говорила, за мухой можно спрятать целую армию мошек, если вдруг рядом не найдется облупившейся краски.
Скоро я сдеру изоленту. Всю сразу, с кожей. И… Нет, здесь не место бабочкам.
Я превращусь в муху.
Я наматываю круги по комнате, попутно завязывая пояс на огнеупорном костюме. Плечо саднит — предчувствует новую мухобойку. А я изо всех сил убеждаю себя, что нас вызвали по ошибке.
Вчера я принес Бруно справку от доктора.
— Поздравляю, Захар. Твое der Trotz мне импонирует. Завтра ты отправишься на задание с Викторией и Дианой. Как говорит Лида, гер-р-р-ой. — Он откинулся на спинку кресла и засмеялся. Его голос раздваивался, булькал, разлетается эхом по кабинету, словно внутри огромного тела сидело как минимум человек десять.
И теперь я медлю. Боюсь, что мы разрушим здоровый дом.
Когда-то я называл их друзьями. У нас с ними были совсем другие отношения, но мы по-прежнему неразлучны.
Дом и я. Я и дом. Кто из нас убийца?
Здесь два варианта: или никто, или сразу оба.
— Готов? — Тора обнимает меня со спины.
Сегодня на завтрак она надела платье и фиолетовые колготки, а затем, когда поступил вызов, — превратилась в черно-белый снимок. Помятый и потертый. Да, возможно, девушка, позировавшая для кадра, была вспышкой, но ее яркость съел фотоаппарат.
— Готов. — Пальцы по привычке тянутся к шраму на плече. — А ты?