Из полумрака выныривает Лидия. Сегодня ее волосы распущены и вьются. Думаю, в молодости у нее были толстые длинные косы. Вертя в руках тюбик с красным лаком, она падает в кресло и закидывает ногу на ногу.
— Как отменить желание? — начинаю я, но тут же закусываю губу. Идиотский вопрос. — Я… Нет, я не верю во все это, но… На всякий случай.
Лидия не обращает на меня внимания. Красит ногти, щурится из-за плохого освещения и попадает мимо. Смотрится не очень: будто пальцы в кетчупе. Или в крови. Запах лака перебивает приторную сладость.
— Я тебя предупреждала, герой. Твердила — будь осторожнее. Разве нет? — Лидия подается ко мне. Между нами всего полметра, и я слышу запах гнили из ее рта. — Самое страшное — быть одержимым. Ты одержима дурацкой идеей написать книгу. Не бойся. В поселке много таких. Но — не я.
Стена, стена, мне нужна стена. Нужно прижать лопатки к чему-то ощутимому, реальному. Но я тщетно стараюсь — комната безгранична.
— И что дальше?
— Попробуй убить дом. Разбить часы. Результат, конечно, не гарантирую. — Лидия закручивает тюбик с лаком. Ногти накрашены. Пыльцы в алых капельках, словно минуту назад Лидия кого-то зарезала. Удивительно, но сама она этого не замечает.
А я… Я мечтаю нажать на кнопку «Delete» на ноутбуке с такой силой, чтобы она деформировала материнскую плату. Но — вот беда — она сотрет меня, а не книгу. Я перестану быть. Окаменею перед экраном. Темыч превратится в обычного мальчика.
Я не тороплюсь прощаться с Лидией: человек, которого я нарисовала на клочке бумаги, мой выдуманный персонаж, не дает мне покоя.
— Один мужчина говорил, что живет там.
Лидия застывает, будто вместе с лаком высыхает и ее кожа. Глаза, красные, обведенные карандашом, точно выжженные сигаретами, округляются.
— Как он выглядел?
Я жалею, что проболталась о Вячеславе, но деваться некуда:
— Да бродяга он. Потом признался, что дал не тот адрес.
— Как он выглядел? — повторяет Лидия.
Комната начинает сужаться. Стены надвигаются на меня, а лицо Лидии искажается, как если бы было нарисовано на скомканной ткани. Мои лопатки, наконец, прислоняются к твердой поверхности, но я уже не рада этому. Еще чуть-чуть — и я нырну в клетку, лишь бы меня не раздавило.
— Мутные глаза, щетина, широкие плечи… — сглатываю я. Воспоминания о нем летают под потолком мотыльками, такими же нереальными и призрачными.
— Как его зовут?
— Вячеслав.
— Геннадьевич?
— Я не в курсе.
Лидия встает. Стены вот-вот раздавят комнату, сделают из нас фотоснимки. А голос полоумной старухи ускоряет нашу гибель, тянет за собой по кирпичику. Не пройдет и минуты, как я превращусь в мотылька. И тогда Вячеслав все расскажет. Насекомым можно доверять.
— Он солгал, — улыбается Лидия. — Как интересно!
— Пожалуйста, объясните…
— Ты же герой? Пойми, девочка, здесь тебе никто ничего не объяснит, кроме тебя самой.
Я пячусь к двери. Эти люди знают обо мне все. Они изучили мое прошлое, вызубрили его, выгравировали в мозгах, набили себе тату под кожей. Но они не желают обнажаться до костей, чтобы я вспомнила.
— Извините, мне… нехорошо.
Я выскальзываю на улицу, и Лидия вскрикивает:
— Не убивай дом, если не хочешь распрощаться с Вячеславом!
Она догоняет меня и всучивает потертую книгу с золотистым названием: «Легенды о Zahnrad».
— Я видела такую же у Илоны.
— Она брала почитать.
Я листаю ее. В печатный текст врезаются заметки, написанные мелким неразборчивым почерком. Некоторые слова перечеркнуты, некоторые — дописаны на полях.
— Всю жизнь я собирала легенды о домах, училась жить с ними бок о бок. Она пригодится тебе. Удачи, герой.
Лидия возвращается в дом — в свою клетку. Раньше я думала, что она хранит ее для гостей, но я ошибалась. Она хранит ее для себя. Прячется в ней от одержимости. От эпидемии.
И я бы с радостью купила марлевую повязку, если бы сама не заболела. Но мне не поможет даже постельный режим. В моей голове тикают дома.
В кармане звонит телефон. Тик-так, тик-так, тик-так…
Я принимаю вызов.
— Алло! Аня? Ты оставила мне свой номер, помнишь? Пробралась в мой дом и оставила… Так вот. Меня зовут Марина, и я твоя бабушка.
Глава 22
Ди
ПОСЛЕ
— Как думаешь, чем все закончится?
Ди вздрагивает и отпрыгивает. В метре от нее стоит братец — пялится на нее, как на душевнобольную, сочувствует. Господи, как же ее раздражает сочувствие!
— Чем закончится что?
Если Паша решил поиграть в психолога, то зря. Ему самому нужен врач.
— Ничего. Забудь.
Ди подзывает Пашу к окну.
— Смотри. Жена на троллей собирается, страховку пакует. Какого черта ты здесь?
— Мы ведь семья. И… прости, что я не спас тебя.
Ди хватает Пашу за плечи и разворачивает к себе. Изучает его морщины. За год их прибавилось немало.
— Ты ни в чем не виноват, абсолютно. А я виновата. Я — идиотка.
Паша отстраняется, словно прикосновения сестры ему неприятны, и шагает к двери, хромая на левую ногу.
— Увлекся серфингом? — фыркает Ди.
Вопрос-пощечина. Вопрос-поводок. Раз — и цепь натянулась. Раз — и брат во власти сестры.
— Как догадалась?
— Мысли читаю.
— Не проболтайся Илоне. Она… Не выдержит.
Паша исчезает в коридоре.