– Светлана Антоновна, мы с Варварой Кирилловной видели это письмо. Вы же знаете – у меня подруга в министерстве образования. Так вот – это совсем другое письмо, не то, которое мы писали. А подписи наши. Не объясните эту странность? Письмо могли подменить только вы. Или кто-то из аппарата губернатора.
Кто бы мог подумать, что Евгения Андреевна – такая актриса? Она даже не покраснела. Я кусаю губы, чтобы не выдать удивления.
Нет, Туранская еще не проиграла. Она еще может выгнать нас с Заболоцкой вон. Или просто закрыть обсуждение и перейти к следующему вопросу – листок с повесткой дня – прямо перед ней. Но, если Лера в своем дневнике не ошиблась, у нее есть одна слабость – она не любит врать. А может быть, даже и не умеет.
Она молчит минуту, не меньше – колеблется, принимает решение. И наконец, роняет:
– Да, это была моя идея. И я ее не стыжусь. Мне стыдно только за то, что я не заявила об этом открыто. И заявила бы, наверно, если бы наш министр в телевизионном интервью не приписал ее себе. А потом он и вовсе уехал в Москву, а новому министру было вообще наплевать, кто был инициатором реорганизации. Нет, за письмо мне тоже стыдно – детская какая-то выходка получилась. Но если бы я привезла подлинное письмо, то подвела бы Дудакова – он уже отрапортовал губернатору, что с коллективом детского дома этот вопрос согласован.
– Но почему, Светлана, почему? – выдыхает Наталья Павловна – на ее побледневших щеках выступают красные пятна.
Туранская тоже встает со стула, подходит к окну. На подоконнике – графин с водой и чистые стаканы.
– Можете считать меня конформистом. Но я, действительно, была согласна со словами премьера – в нашей глуши дети были лишены многого из того, что есть у детей городских. Может быть, это пафосно звучит, но задумайтесь сами – какое развитие они у нас тут получали? Что они видели в Солге? Пьяные рожи на крыльце магазина? Грязь на дорогах? Да у них уроки английского языка вела учительница истории!
– У них был дом! – выкрикивает Палагута.
Туранская не удостаивает ее даже взглядом.
– Ребенок должен развиваться – надеюсь, с этим вы не будете спорить? Как не будете спорить и с тем, что в городе у него гораздо больше возможностей для такого развития.
– Вы говорите сейчас о ребятах из нашего детского дома? – уточняет Палагута. – Да некоторые из них до окончания школы читают по слогам.
– Вот именно! – кивает Светлана Антоновна. – Я об этом и говорю. В штате городских детских домов гораздо больше специалистов – психологов, логопедов. Да, из наших ребят вряд ли получатся профессиональные музыканты или художники, но право-то на уроки музыки или живописи у них, как и у других детей – семейных, нормальных, – быть должно.
Говорить она любит и умеет. Не удивительно, что многие растроганы.
– Но, Светлана Антоновна, вы же сами могли остаться без работы! – Татьяна Николаевна аж подпрыгивает от волнения.
Туранская разводит руками:
– Да, могла. Но мы должны думать об интересах детей, а не о своих собственных. Хотя мне очень неудобно перед педагогами, которые вынуждены были уехать из Солги. Если бы я знала, что детский дом не закроют, а реорганизуют…
– А вы знали, – надеюсь, мой голос не дрожит – на фоне ее ледяного спокойствия как-то не хочется показать себя истеричкой. – Ваше предложение изначально касалось перевода старших ребят. Малышей же вы хотели оставить в Солге.
– Да? – язвит она. – Если вы так хорошо разобрались в ситуации, то объясните нам, пожалуйста, мотивы, которыми я руководствовалась. Должны же были быть какие-то другие мотивы, если мотив заботы о детях кажется вам неубедительным.
Она уже снова восседает в кресле – хозяйка солгинского детского дома. Графин с одним из стаканов уже стоят на столе.
– Я объясню. Закрывать учреждение полностью было не в ваших интересах – это дело, которому Вы посвятили сколько – двадцать, тридцать? – лет своей жизни. Вы были здесь Императрицей – вас боялись, уважали. И отказаться от такой власти и стать обычной пенсионеркой вы были не готовы.
– Зачем же тогда вообще нужно было что-то менять? Я могла проигнорировать выступление нашего премьера – может быть, областные чиновники и не вспомнили бы про Солгу.