Чужая дорога

– Значительная часть ваших разглагольствований не имеет под собой рациональной основы. Но кое с чем я все-таки согласна. Все в Солге вздохнули с облегчением, когда эта неуправляемая орда уехала в город. Только не считайте меня бессердечной. Я всегда старалась заботиться о каждом нашем воспитаннике – это вам могут сказать и они сами. Но если они хотели почувствовать себя взрослыми, и забота воспитателей им оказалась уже не нужна, то что мы могли поделать? Насильно мил не будешь. Вот скажите, Татьяна Николаевна, разве вам не стало спокойнее работать после того, как у нас остались только малыши? Сколько раз вы писали заявление об увольнении после выходок великовозрастных обормотов? Помните, как они испачкали краской вашу новую дубленку? Или как рассыпали кнопки на вашем стуле, и вы вынуждены были обратиться к врачу? Думаю, такие случаи отложились в памяти у всех, кто работал здесь раньше. И то, что я перечислила, – это еще так, детские шалости. Были и более серьезные происшествия. Мы до сих пор не знаем, кто из наших воспитанников в позапрошлом году украл из бухгалтерии выделенные на приобретение игрушек деньги. Или кто разбил окна в школьном автобусе после того, как учитель биологии нашел в классе и вылил в раковину бутылку водки? Так что извините, Варвара Кирилловна, но я действовала не только в своих интересах, но и в интересах большей части педагогического коллектива. Признайтесь, что вам непросто поладить даже с вашими метеорами. А теперь поинтересуйтесь у Зои Константиновны, комфортно ли ей было, когда ее старшие воспитанники хамили ей на каждом шагу? Да, часть коллектива вынуждена была искать другую работу. Да, воспитанники вынуждены был приспосабливаться к новому детскому дому. Но подумайте и о тех, кто получил возможность нормально работать в Солге, не просыпаясь по ночам от пьяных криков из спальни старшеклассников. Надеюсь, вы со мной согласны, Наталья Павловна? А дети, дети они быстро меняют своих кумиров – тем более, что в городе так много развлечений, о которых в деревне они и не слыхали.

Дубровина молчит, и Светлана Антоновна недовольно хмурится. Значит, она, Туранская, все-таки нервничает. Если бы не нервничала, то сообразила бы, что мнение Натальи Павловны по этому вопросу спрашивать как раз не стоит.

– Думаю, развлечения – это не самое главное, – наконец, выдавливает Дубровина.

Брови Туранской сходятся над переносицей.

– Ах, да, вы о Пронинской! Ну, и напрасно. Мы не можем отвечать за ее расшатанные нервы. Она не смогла влиться в новый коллектив – да, такое бывает. Ее что – морили голодом, избивали? Да, она лишилась значительной части своих волос. Но волосы имеют обыкновение отрастать – если, конечно, человек не болен. Если бы каждый, кто поссорился с одноклассниками, бросался с крыш, травился или топился, у нас бы уже не осталось школ. Впечатлительная девочка перенервничала, совершила глупость – такое могло случиться где угодно. В том числе и в Солге. Разве вы не помните, как несколько лет назад Денис Суриков украл ружье у Никиты Кузьмича и пытался застрелить своего обидчика? Вас не шокировало, что такое произошло в нашем замечательном коллективе? У многих из наших воспитанников проблемы с психикой, а в городских детских домах (уж извините, коллеги!) есть гораздо более квалифицированные специалисты в этой сфере. Впрочем, мы, кажется, несколько отвлеклись от повестки дня. Надеюсь, вопрос со сбором средств для Тюхтина можно считать исчерпанным?

Выдержка у нее феноменальная. Насколько я понимаю, она ничуть не сомневается, что даже после этого заседания в солгинском детском доме все будет по-прежнему. Как там, в дневнике у Леры? «Она из категории победителей. Она всегда умела настоять на своем»? Эта запись тоже была одной из причин, из-за которых, пусть и не сразу, но я догадалась, кто стоял за этой реорганизацией. Слишком странным показалось то, что Туранская так легко смирилась с поражением.

– Варвара Кирилловна, вы меня слышите? Пока вы здесь работаете, вы обязаны реагировать на распоряжения директора – устные, в том числе. Хотя если вы решите, что должность воспитателя сельского детского дома вам не подходит, я вас пойму.

Я могу сделать вид, что не поняла ее намека – с точки зрения Трудового кодекса дисциплину я не нарушала. Но какой в этом смысл? Если коллектив готов притвориться, что ничего не произошло – пусть притворяется.

Я поднимаюсь, забираю свой блокнот со стола. Чувствую ли я разочарование? Да, конечно. Но глупо было ожидать, что воспитатели, столько лет проработавшие с Туранской, встанут на мою сторону. Я для них – городская выскочка, приехавшая баламутить их болото. А они не хотят, чтобы оно баламутилось.

Я выхожу из кабинета, с трудом сдерживаясь, чтобы не хлопнуть дверью. Медленно иду по коридору и слушаю скрип половиц. Заглянуть в спальню к «метеорам»? У них – тихий час, и можно погладить их по головкам, не нарываясь на лобзания и вопросы.