Гуля нажала кнопку обращения и, как только появился «Макларен», зло сказала Ефиму:
— Хорошо бы ты брал трубку.
Ефим сначала нахмурился, потом поводил глазами, соединяя что-то в голове, потом выдавил улыбку:
— И что он в тебе нашёл… Жируха.
Гуля тоже ответила улыбкой:
— Интересно, а твоя девушка может обхватить грудью член и подрочить?
Ефим посмотрел на её грудь, шмыгнул носом и вышел.
Гуля распечатывала результаты осмотра с победным видом. Максим потягивался, сидя на платформе.
— Нравится тебе возиться с машинами? — спросил он.
— Прикинь, — ответила Гуля. — Хочу быть как Кортни Хансен или Настя Туман. Да, мужчины всё ещё часто отказываются доверить работу с их машиной женщине, просят дать им «нормального мастера», но мир меняется.
За панорамным окном снова стучал дождь.
— Я бы хотел не иметь отношения к миру машин, — сказал Максим с сожалением. — Когда первый раз, в пятнадцать, я пришёл в Автоцентр, был уверен, что забракуют. Приглашения получили двое из класса… Я был уверен, что забракуют и дальше буду жить свою обычную жизнь. Надеялся, что дело даже до платформы не дойдёт, сразу будет всё ясно. Но врачиха меня уложила. Сердце колотилось, и мы ещё ждали, пока успокоюсь… Потом провалился на эти пробные минуты. Очнулся. Казалось, разучился дышать.
— Некоторые сходят с ума, проснувшись. — Гуля села рядом.
— Правда?
— Да. Или просыпаются полуобращённые. Погибают или остаются калеками. Я сначала подумала, что у тебя как раз рука не вернулась.
Максим продолжил:
— Я подскочил, а врачиха меня укладывает, спрашивает, не болит ли что, слышу её или нет. Потом накрыла одеялом, ушла. Я думал: ну, теперь-то всё видно было, точно отпустят. Даже задремал. Но она вернулась и снова обратила меня — на эти пару часов техосмотра. Когда оделся и вышел, выдала мне документы… И пожелала удачи на дорогах.
Гуля и Максим помолчали.
— Как представлю, что этот… делает внутри машины… Топчется грязными ногами…
— Хорошо, что дуга выжигает мелкую грязь.
— Я все эти восемь лет не пользовался способностью…
Гуля потянулась к щеке Максима ладонью:
— Так, может, поискать что-то другое?
Он обнял её, чтобы Гуля не видела его глаз.
***
Вернувшись с техосмотра, Максим сразу спустился к Ефиму в гараж.
Кнопка. Дуга. Темнота.
Секунды четыре забытья, и буквально сразу — гомон прохожих, серо-голубое небо, свет фонаря. Максим узнал улицу рядом с участком. Ефим подал ему горячую сухую руку.
— Всё, работа кончитос. Прости, не довёз до платформы, не хочу заходить.
Ефим был каким-то весёлым, пританцовывал одной ногой. Максим поднялся, сделал шаг и вдруг задержал дыхание. В животе вздрогнула и разлилась резкая боль. Дыхание и движение усиливали её.
— Курить мы будем, но пить не бросим! — похлопал Ефим по пустым карманам. — А где мои сигареты?
Максим сразу понял — где.
— Во мне, — прошептал он.
До Ефима долго не доходило. Он переспрашивал, дёргал Максима за руку, тот стонал, кратко хватал воздух и указывал на живот:
— Скорую, — просил шёпотом. Но, вопреки просьбам, Ефим выбежал на дорогу и стал ловить попутку.
— Скорую, скорую… — просил Максим.
— Не надо нам скорую, — подбежал к нему Ефим. У обочины остановилась белая легковушка, Ефим подхватил Максима на руки, свернув пополам, тот закричал от боли. Заднее сиденье, прокуренный салон, спор мужских голосов. Всё смешалось: мелькало блестящее от пота лицо Ефима, фонари в окне, силуэт за рулём постоянно оборачивался к заднему сиденью.
— Не надо нам скорую, — уговаривал Ефим над ухом, — меня ж уволят, ты чего, не надо скорую, сейчас всё решим, у меня такие ребята есть…
Машину трясло, боль разреза́ла. Максиму казалось, что он чувствует, как уголки картонной пачки «Винстона» колются изнутри, как скрипит полиэтилен упаковки, как рассыпаются сигареты, плывут по венам, во рту появляется сладко-горький вкус табака…
Резкое торможение. Хлопо́к закрытой автомобильной двери. Максим снова на руках у Ефима. Вокруг — бетонные конструкции, бесконечные грузовые контейнеры и бесконечные фонари. Ефим бежал, и каждый его тяжёлый шаг отзывался у Максима болью внутри.
Бег прекратился, света стало больше. Подошли мужчины в робах, с грязными лицами, смотрели на Максима сверху вниз, как на новорождённого. Живот горел, и в какой-то момент жар поглотил всё.
***
Первой из темноты появилась большая лампа-колпак. Максим повернул голову: он лежал на столе в большом ангаре. Было чисто, пахло машинным маслом и чем-то сладким, вроде дезодоранта для салонов авто. Футболки на теле не было, на животе белели бинты.
— Всё передолбалось в доме Облонских, — подошёл Ефим. — Ты жив? Конечно жив. Пачка вот тут была, ничего толком не задела… Хорошо, что она не распределилась куда-нибудь в сердце или лёгкие, но лучше бы, конечно, в ногу…
Его голос дрожал и брал иногда высокие ноты.
— Отвези меня домой, — попросил Максим.
В такси Ефим не затыкался: