Чужая сторона: рассказы

— Зачем ты сюда детей-то? — спросил Саныч тихо.

Михаил немо уставился на него: на лицо, стянутое к носу, как безразмерный черепной чехол, на отросшую мякоть ушей, на обвисший рот с затхлым запашком. Если Михаил, почти ровесник Саныча, за эти двадцать лет зрело возмужал, то Саныч — именно что постарел.

— Здоровья, — проводил его Михаил.

— Куда! Сёдня живы, а завтра сковырнулися…

Саныч шагнул в темноту, и силуэт его моментально пропал, даже шаги не слышались.

Леночка вышла из магазина с несколькими кулёчками, сказала, что взяла сосисок, свежих мягких конфет. Они пошли по главной улице.

— Такой ты стал красивый, Мишка, — вдруг начала Леночка. — И седина эта на висках… Хорошо…

Михаил не поддержал разговор взаимными комплиментами, не поддержал флирт, и больше на эту дорожку Леночка не ступала.

В ночной черноте всё виделось ещё мрачнее: многих домов и след простыл, бывшие огороды заросли́ бурьяном. Когда-то к длинным зданиям из красного кирпича каждое утро почти из каждого дома тянулись сонные доярки, скотники, пастухи, лениво приезжал толстопузый начальник на казённом УАЗике. Там держали совхозных коров, это всё приносило деньги, у людей было местное молоко, сметана… Теперь коровники стояли чёрным бельмом; в них, рассказала Леночка, остался только ломаный кирпич да пыль в кормушках.

— А всё-таки воздух здесь не такой, как в городе, — продолжала она. — И жить не так страшно, как в городе. Там того глядишь и убьют к лешему! А здесь — тихо морё!

Из окна дома Тепловой лилось жёлтое лёгкое зарево. Проходя мимо, Михаил увидел за столом в комнате Валерию: её голова от макушки до шеи источала мягкий свет, пушистые волосики топорщились, как лучи. Сжимая прозрачную кружку с чаем, девочка повернулась лицом и посмотрела на Михаила. Оглушительно пели сверчки под раскрытыми ставнями. 

У крыльца соседнего с тепловским дома лежали неколотые дрова.

— Газа нет, а уголь покупать дорого, — объяснила Леночка.

Разбитые стёкла фельдшерско-акушерского пункта. Скрипящая косая калитка углового дома. Доски школьного забора, словно причёсанные в одну сторону. Медовый аромат душицы. Лужи жёлто-бурых одуванчиков вдоль дороги.

— Сейчас около сорока дворов… — уже сонно продолжала Леночка. — Есть почта, Дом культуры, школа вот. Вообще, в сельской местности живут совершенно разные люди. И трудоголики, и лентяи, и те, кто тоскует по какому-то призрачному лучшему будущему, сопротивляясь этой сельской жизни… И те, кто хочет быть городским, а вынужден быть сельским…

— Да, да, — вяло поддерживал разговор Михаил, — да уж…

Засыпая позже на пыльном диване, он отгонял комаров, гнал из мыслей свет девичьей головы в окне, вспоминал концерт одного немецкого музыканта, который совал для эффектности лампочку в рот.

Утром, после ядрёно-рыжего омлета из домашних яиц, Михаил решил проведать сельский пруд, на котором в детстве безвылазно проводил все жаркие дни.

И сейчас пекло́ с самого утра. Михаил дошёл до пруда, оглядел зеленоватую воду, кольцо густого леса. Пробежался ветер, кроны ив у берега закрутились от него, словно шары на палках-стволах. Мостки почти сгнили: доски зацвели, заскрипели, крайняя покосилась и наполовину утонула.

Чешуя ряски закачалась, над водой показалась детская голова. По широкому лбу вились чёрным перевёрнутым пламенем мокрые волосы. Покрасневшие глаза уставились на Михаила. Михаил повёл плечами от страха.

— Женька, ты? — заговорил он с детоботом. Женька подплыл ближе, держа кромку воды между губ.

— Глубоко тут, — детские ручки схватились за мостки. — А водятся одни караси.

Михаил присел на корточки перед мальчиком: 

— Ты, помнится, можешь дышать под водой?

Женька кивнул, забрался на тёплые доски, растянул губы, сверкая золотыми зубами, потом сообщил весело:

— Там череп внизу лежит!

Михаил посмотрел испуганно на Женьку, на воду, сказал:

— Пусть лежит. Не трогай. И не говори никому.

К обеду по посёлку поползли слухи, что ещё один детобот проявил способности.

Рыженький «Антошка» Воронцовых нашёл их потерявшуюся корову.

Не пришла домой с вечера, а утром Кузя пошёл её искать и нашёл по горло в иле на пруду, позвал мужиков. Те её за рога вытащили, ослабшую, наверняка получившую накануне солнечный удар. Выползла на берег и лежит без сил. Кузя нарвал ивовых веток, и та потянулась за ними, пошла за Кузей. Откуда только узнал, что́ корова любит? Сначала в шутку сказали, что он понимает язык животных. А вскоре подтвердилось: Воронцовы никак не могли понять, чего куры несутся через раз. Кузя «поговорил» с курами, и те рассказали ему про соседского Тишку, который, размахивая деревянной палкой, иногда вбегает в курятник и начинает гонять его обитателей с громким криком «Ура!». От неожиданности и страха куры тут же несут яйца, Тишка кладёт их в кепку и уносит домой. С Тишкиными родителями пообщались, яйца перестали пропадать.