Читаем Чужая тень полностью

Лена. Да, судя по тому, что мне удалось видеть, вы правы. Может быть, в Америке…

Иванов. В Америке? Не бывал. Не знаю. Будем судить по результатам. (Пауза.) Как ваше общее впечатление от европейских лабораторий?

Лена. Очень часто больше тщательности, чем размаха.

Иванов. И случается, что больше рекламных проспектов, чем научных трудов?

Лена. Случается, и так.

Иванов. Вот вы поподробнее, по-семейному расскажите об этом Сергею Александровичу, а то он все тяготится нашей провинциальной жизнью. Хочет в большой мир, куда-нибудь в Люксембург съездить, мировую науку посмотреть. Эх, если бы вы только знали, как одновременно я и люблю, и ненавижу вашего отца, как мне десять раз в день попеременно то хочется расцеловать его, то избить!.. Меня держит здесь только мысль, что я как акушерка присутствую при рождении блистательного открытия. Но как только мы вытащим щипцами этого трудного ребенка, я немедленно сбегу от всех вас.

Лена. Куда?

Иванов. Обратно, в свои пустыни, к своим грызунам. Сегодня ночью мне приснились пески у Иссык-Куля, те самые, в которых мы с вами были. Желтые, как желток, а над ними небо синее, как опрокинутое море. А когда начинается весна, я вообще с ума схожу.

Ольга Александровна(входя). Ради Бога, простите, Федор Федорович, но я должна была ему завязать галстук.

Лена. Тетя Оля, я тебя никогда еще не видела такой.

Ольга Александровна. Ничего, теперь будешь видеть.

Иванов(вставая). Ольга Александровна! (Указывая на елку.) Во-первых, примите мой всегдашний дар!

Лена. Сам срубил, приторочил на спину, и сам вез на лыжах двенадцать километров!

Ольга Александровна. Спасибо, милый Федор Федорович!

Иванов. А во-вторых, разрешите…

Ольга Александровна(перебивая его). Я вас не пущу.

Иванов. Вы же знаете, меня нельзя не пустить. Ну, дайте вашу руку!

Ольга Александровна подает ему руку, он целует ее и, молча поклонившись Лене, выходит. Ольга Александровна, провожая его, стоя в дверях передней, машет ему рукой. Слышно, как захлопнулась входная дверь.

Лена. А знаешь, тетя Оля, что мне сейчас вдруг пришло в голову?

Ольга Александровна. Что?

Лена. Федор Федорович так внезапно и так… грустно ушел… Ты ему никогда не нравилась?

Ольга Александровна. Как тебе сказать?.. Двадцать три года назад, когда мне было семнадцать, а ему тридцать один, он неудачно объяснился мне в любви. Но это было так давно. У него жена, дети-студенты…

Лена. А потом никогда?

Ольга Александровна. Ты плохо знаешь людей, Лена. Такие люди, как Федор Федорович, никогда не объясняются в любви по два раза.

Лена. Где отец?

Ольга Александровна. Он поехал на междугороднюю станцию.

Лена. Зачем? Звонить Окуневу?

Ольга Александровна. Да, Окуневу. Откуда ты знаешь это?

Лена. Я все знаю.

Ольга Александровна. Он решил не говорить тебе и потребовал того же от меня…

Лена. А сегодня ночью сам вдруг поднял меня с постели и рассказал все. Он волновался, что нет ответа на все четыре телеграммы, и ночью поехал на междугороднюю звонить Окуневу. Но не дозвонился.

Ольга Александровна. Что ты обо всем этом думаешь?

Лена. Ночью он был так взволнован и одновременно и зол и несчастен, что мне в первую минуту стало жаль его. Но сегодня я думала весь день, и здесь, конечно, нет места для жалости. Если странное молчание Окунева сегодня не кончится, завтра надо принимать меры. Может быть, ехать.

Входит Трубников.

Ну?

Трубников. Не дозвонился. Телефон молчит, как проклятый. Буду опять звонить ночью. Я заказал разговор сюда. Не понимаю, что с ним там случилось?

Ольга Александровна. Сережа, прилетел Андрей Ильич.

Трубников. Где он?

Ольга Александровна. Ел, мылся с дороги, сейчас переодевается. Ты должен сейчас же посоветоваться с ним, как быть дальше.

Трубников. А ты ему еще не говорила?

Ольга Александровна. Нет.

Трубников. Ну и не говори пока.

Ольга Александровна. То есть как не говорить?

Трубников. Отложи этот разговор до завтра. Я убежден, что сегодня ночью дозвонюсь, все разрешится к вашему общему удовольствию, и тогда — пожалуйста. А если ты ему скажешь сейчас, то он немедленно начнет распиливать меня на шестнадцать частей.

Ольга Александровна. А почему ты боишься говорить с ним об этом? Ты же до сих пор считаешь, что только поддаешься нашим предрассудкам, а морально прав ты. Так воюй с открытым забралом!

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека драматургии Агентства ФТМ

Спичечная фабрика
Спичечная фабрика

Основанная на четырех реальных уголовных делах, эта пьеса представляет нам взгляд на контекст преступлений в провинции. Персонажи не бандиты и, зачастую, вполне себе типичны. Если мы их не встречали, то легко можем их представить. И мотивации их крайне просты и понятны. Здесь искорёженный войной афганец, не справившийся с посттравматическим синдромом; там молодые девицы, у которых есть своя система жизни, венцом которой является поход на дискотеку в пятницу… Герои всех четырёх историй приходят к преступлению как-то очень легко, можно сказать бытово и невзначай. Но каждый раз остаётся большим вопросом, что больше толкнуло их на этот ужасный шаг – личная порочность, сидевшая в них изначально, либо же окружение и те условия, в которых им приходилось существовать.

Ульяна Борисовна Гицарева

Драматургия / Стихи и поэзия

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман