Она рассмеялась.
Я перешел к делу.
– Послушай, Бекки. Не окажешь мне одну услугу?
Когда я шагнул из телефонной будки, Ченс уже стоял рядом.
– Она поможет, – сказал я.
– У нее нет машины.
– Нет, зато у Даны Уайт есть.
Я двинулся к «Кадиллаку», и Ченс рысцой пристроился следом, чтобы не отстать.
– С каких это пор Дана Уайт относится к числу наших друзей? Характерец у нее…
– Верно. – Я пролез за руль. – Но Бекки сказала, что она только
– Что, прямо так и сказала?
– Угу. – Я коротко хохотнул. – Сказала.
За полквартала до собственного дома я увидел Бекки – такую же прекрасную, как и всегда, в футболке, джинсовых шортах и в тех же виниловых сапожках, в «молнии» одного из которых я тогда углядел английскую булавку, – стоящую на обочине возле машины Даны Уайт. Я остановился на некотором расстоянии, велел Ченсу вылезать и поехал дальше, прежде чем Бекки успела как следует разглядеть мое лицо.
Этой части предстояло быть непростой.
Автомобиль моей матери скользнул в гараж, словно никогда его и не покидал, а я, полупригнувшись, шмыгнул со двора. На улице попытался скрыть хромоту, но Бекки уже одной рукой прикрывала рот. Либо Ченс уже рассказал ей, что со мной приключилось, либо зрение у нее оказалось получше, чем я думал. Вблизи я увидел блеск в ее глазах, хотя она быстро посуровела.
– Дай-ка посмотрю, – сказала Бекки. – Как-нибудь уж переживу, в обморок падать не стану.
Сначала я снял бейсболку.
– И очки тоже.
Я снял черные очки, и Бекки внимательно изучила мою рассеченную физиономию и жуткие черные стежки.
– Ченс сказал, что это были байкеры.
– Верно.
– Потому что ты задавал вопросы про своего брата.
– Он никого не убивал.
На это Бекки ничего не сказала.
– Ты мне не веришь?
– Я верю, что у тебя доброе сердце. – Она взялась мягкими руками за мое лицо и поцеловала те места, которые до сих пор болели сильней всего. – Я верю, что теперь ты мне нравишься еще больше, чем когда-либо.
Ее руки оставались на моем лице, пока Ченс не откашлялся, и мне вдруг стало неловко.
– Ладно, – сказал я. – Давай отвезу тебя домой.
– А что, если я не хочу домой?
– Тебе нельзя ехать с нами.
– Потому что это опасно?
– Посмотри на мое лицо, Бекки! Что-то в этом роде может произойти опять, а то и чего похуже. У меня даже нет четкого плана.
– Меня это не волнует.
– А зря, – сказал я.
Но Бекки лишь сложила руки на груди, непоколебимая, как скала.
– Так тебе нужна машина или нет?
27
Рыская по потайным коридорам, Рис едва мог сдерживаться. Девушка. Риск. Всю свою жизнь он был крайне осторожным человеком. Всегда скрупулезно просчитывал все за и против, возможные варианты развития событий. Рис не верил в Бога, но будь у него какая-то религия, то смысл ее сводился бы к следующему: не дай себя поймать. Главным мерилом его дней была дисциплина, рожденная этой религией. Выбор цели… Завладение целью… Он мог месяцами делать выбор и планировать, только чтобы забросить и то и другое при малейших признаках опасности для той тайной жизни, которую для себя создал.
Но так было до появления этой девушки.
Икс велел подождать, но Рис не стал – просто
Все еще изумленный собственной дерзостью, Рис проверил камеры наблюдения, убедился, что въездные ворота закрыты и что датчики движения включены и активны. Охранная система представляла собой настоящее произведение искусства – разработал и установил ее один бывший агент секретной службы за сто тысяч долларов единоразового вознаграждения, выплаченного наличными и без всякого торга. На территории было восемнадцать видеокамер, еще дюжина в доме.
Оторвав взгляд от мониторов, Рис налил себе стакан бурбона «А.В. Харпер». Он был не большой любитель выпить, но избыток адреналина сделал его дерганым, а этот конкретный бурбон вроде помогал.
«Единственный бурбон, которым наслаждаются в ста десяти странах мира».
В свое время это был очень популярный слоган, его любил повторять отец. Рис как наяву видел сейчас перед собой своего старика: коротко подмигнув, тот одним махом опрокидывал стакан.
«Давай-ка поспешим, пока твоя мать не вернулась домой…»
Железнодорожный машинист, он погиб, когда Рису было всего семь, – раздавленный между двумя вагонами на сортировке. Мать Риса оказалась достаточно сильной, чтобы растить сына в одиночку, но она тоже оставила его, скончавшись от рака пищевода, когда Рису исполнилось двенадцать.
Прикончив бурбон, он отошел от мониторов наблюдения и двинулся по одному из потайных коридоров, которыми было изрезано все северное крыло его дома. У него были и другие безопасные места, другие убежища, разумеется – как его собственные, так и принадлежащие другим людям, которые Икс сделал для него доступными, – но северное крыло было чем-то особенным.
И Сара была здесь первой.