Чужая жизнь. Мистические практики для обретения самого себя

Многие из нас скажут вам, что всегда существует причина боли и, если бы вы только смогли исцелить потаенные эмоциональные раны, боль оставила бы вас. Но тело не абстрактно, а боль насмехается над примитивностью такого образа мышления. Как описывает профессор Гарвардского университета и писательница Элейн Скарри, в отличие от душевной боли, у физической «нет вспомогательного контента. Она не для чего-то и не от чего-то» [46].

Это не подразумевает, что боль не может направить вас на путь психологического роста, но, как обнаружил Иов, разрывающая, деструктивная агония заболевания не имеет самостоятельной ценности. И это может, как случилось с Иовом, поставить целостность взаимоотношений с Богом под вопрос. Но я полагаю, что эта бессмысленность ― само по себе подтверждение нашей обязанности творить смысл из неприятия.

Существует несколько культур, занятых поисками боли, потому что ее всеохватность и мгновенность могут действовать как портал в видоизмененное состояние сознания. Так, например, церемония Солнечного Танца индейцев племени сиу включает в себя многодневный пост и изнурительные танцы, иногда сопровождающиеся вдеванием в кожу крючков, которые затем вырываются из тела. Существуют тысячи ритуалов в различных культурах, где намеренно причиняемая боль, например самобичевание, хождение по раскаленным углям, прокалывание плоти и изменение формы тела, рассматривается в качестве акта очищения души.

Испытывая сильные болевые ощущения, мы иногда отделяемся от своего тела, путешествуя в эфирное или видоизмененное состояние сознания. В некоторых случаях, при высвобождении эндогенных опиоидов, даже приходим в состояние экстаза. Как пишет Ариэль Глюклих в книге Сакральная боль, в мистическом контексте умышленно вызванная боль «разоблачает нечестивый мир в его материальных пристрастиях и уводит мистиков из тела к самотрансценденции» [47].

Как ни парадоксально это звучит, насколько боль забирает нас из тела, настолько она также может быть связующим звеном, которое неизбежно возвращает нас в принадлежность к своему телу и телу всего мира.

Тело ― первые врата принадлежности. И хотя так много людей прикладывают значительные усилия, чтобы чувствовать себя как дома в собственных телах, я удивлена, насколько редко об этом упоминается в тех многочисленных беседах, которые велись со мной на тему принадлежности. Отсутствие этого в наших разговорах говорит о его истинных размерах. Как мы уже знаем, существуют многочисленные сопутствующие факторы разобщенности души и тела у человека, но западная модель медицины ― яростный поборник отчужденности, в которой боль и дискомфорт считаются неприемлемыми и повсеместно контролируются с помощью применения лекарственных препаратов.

Если мы сможем облегчить страдания тех, кто в этом нуждается, тогда, несомненно, это хорошее дело. Но современная медицина настолько отстранилась от своего сакрального происхождения, что больше не видит, что боль можно рассматривать как имеющую смысл или даже целебную. Эта парадигма делает вас не только нетерпимыми к собственной боли, но также нетерпимыми ко всем тем, кто страдает от хронической боли. Хотя времена медленно изменяются в сторону учета индивидуальных особенностей людей с различными способностями, но большую часть современной истории их отталкивали на обочину жизни и обходились с ними как с отбросами общества. Как пишет Глюклих, «мы потеряли нашу способность понимать, почему и насколько боль может быть ценной для мистиков, членов религиозных сообществ и, пожалуй, для всего человечества в целом. Роль боли до того, как провели ее замещение, была важной и конкретизированной и, безусловно, помещала людей в более широкие социальные и религиозные контексты» [48].

В своей книге Теория больной женщины Йоханна Хедва рассказывает личную историю жизни с хронической болью и болезнью и о том, как трудно для больного человека быть востребованным в мире, который возносит до небес концепцию здорового образа жизни [49]. Хедва четко разъясняет, как «здоровый образ жизни» и «болезнь» рассматриваются в качестве бинарных противоположностей в нашей культуре. И все, кто оказался на обочине пути, считаются бесполезными и, как следствие, исключаются из коллективного диалога. Мы настолько зациклились на излечении болезней и устранении боли, что уже неспособны рассматривать людей, живущих с болью, как ведущих полноценный образ жизни. Но, наверное, самое пагубное заключается в том, как это разобщает нас с собственной болью и безотрадными болезнями. Мы настолько мотивированны пожеланием «Выздоравливай!», что редко оказываем доброжелательный прием этому неожиданному гостю в наших жизнях.