Чужая жизнь. Мистические практики для обретения самого себя

«Ребенок является настолько большой частью психологической атмосферы своих родителей, ― продолжает он, ― что тайные и нерешенные проблемы между ними могут оказать значительное влияние на состояние его здоровья… заставляя ребенка ощущать конфликты между родителями и страдать из-за них, как если бы они были его собственными. Редко когда открытый конфликт или явные признаки трудностей могут возыметь такое отравляюще воздействие, но почти всегда ими оказываются проблемы в отношениях между родителями, которые держатся в тайне либо им позволено уйти на подсознательный уровень» [53].

После этого сна меня захлестнули добрые чувства по отношению к моей боли. Произошло полное переосмысление позиции, которую я занимала, когда чувствовала себя жертвой, как если бы была наказана за то, что совершила что-то плохое. Но одновременно с ростом моего осознания того, что существовало что-то еще большее, чем в том числе и моя личная история, и что пыталось выразить себя через мой сон, я почувствовала самое первое проявление душевного расположения к своей боли.

Все возрастающее во мне сопротивление было направлено против моей личной беспомощности, хотя беспомощность ― очень незначительная вещь из всего, что мне приходилось ощущать. В своей бесконечной прозорливости мое тело только тогда ослабло, когда условия жизни стали настолько благоприятными, что я смогла выдержать этот уровень крушения. Я начала думать о своей травме как о союзнике, который мог появиться только в тот момент, когда моя жизнь стала настолько гостеприимной, чтобы я радушно встретила его.

Мои ноги устали от бесконечного поиска пути в жизни. Я безостановочно бежала через всю жизнь. Я вспомнила, как мать спрятала все мои туфли и ботинки, лишь бы не дать мне сбежать из родного дома. Но, как и в своем сне, я сбежала в никуда, в ночь, босоногая. Мотивированная подсознательным желанием быть признанной семьей, которая отвергла меня, я развила в себе неистовую независимость и никогда не доверяла попыткам окружающих верховодить мной или защищать меня. Но под такой демонстрацией ранимости скрывался весь этот коллапс, дожидавшийся благоприятного момента, чтобы прорваться наружу: изнурение, печаль и глубинная тяга получить поддержку.

Пришло время, и боль сказала, что мне нужно остановиться. Ради того, чтобы понять эту прекрасную, жизненно важную природу, которая всегда была моей сокровенной сутью. Мое любимое, доброе и источающее свет «я» вопреки критике и пренебрежению доросло до веры в необходимость доказать себе, что достойно быть живым. Чтобы снискать репутацию в мире. Такой была я, празднуя свой четвертый год совместной жизни с мужем, осуществляя на практике свое призвание сочинять книги и заниматься снотворчеством в подлинном рае на земле, внутри восхитительного сообщества единомышленников.

Итак, настало время отпустить все старые представления о том, каково быть изгоем и недостойной любви.

Но моя история ― это также повторение сильнейшего родового паттерна травмы, полученной дедушкой с бабушкой. Евреев превратили в козлов отпущения из-за непризнанной тени общества, в отверженных миром и отправленных в изгнание или на смерть. Моя личная история повторилась эхом того, что случилось с предками, которым пришлось спасаться бегством в ночи, которых заставили поверить, что они не принадлежали человеческому обществу, с которыми обходились как с расходным материалом.

Я почувствовала, что мне была дарована честь и миссия исцелить эти родовые травмы посредством их проявления в моей жизни. Как прекрасно об этом говорит Пол Леви: «У нас есть бесценная возможность освободить эти родовые, ризомные нити травмы, которые простираются как назад во времени, так и вперед в будущее, но которые также сходятся в одной точке и распространяются по всему настоящему времени в форме общества и культуры, в которых мы живем. Мы можем быть теми, кто разорвет звено в этой цепи и растворит эти коварные, похожие на мицелий нити, которые буквально ткут хитросплетение прошлой, современной и будущей истории нашего биологического вида» [54].

В подсознательной попытке приобрести или сохранить принадлежность очень многое в наших биографиях построено вокруг того, как быть нужными и впечатляющими. Но если вы больше не можете развлекать или быть полезными, что же тогда останется от вас? Как хорошо знают те, кто страдал от длительной боли или болезни, всем телесным повреждениям сопутствует чувство глубокого унижения. Все призывы к себе самой ― «Пошевеливайся!» или «Пробивайся!» ― становятся бесполезными, и вы возвращаетесь к самым жизненно важным основам своего бытия.