Чужая жизнь. Мистические практики для обретения самого себя

Несмотря на то, что история жизни Жинетт закончилась трагически, крохотная, но важная деталь в документах ее матери Райзлы поддерживала эту едва теплящуюся во мне надежду найти хоть кого-нибудь в живых. На письмах в левом нижнем углу стояла отметка «М3Е», означающая, что у нее было трое детей, двое из которых появились на свет в предыдущем браке Фриделя, и они остались в Париже, в то время как Жинетт с родителями отправили в Арденны на сельскохозяйственные работы. За день до нашего отъезда из Парижа нам сказали, что можно получить данные о людях с нужной нам фамилией в любом муниципалитете. Все так и произошло, когда в последние часы путешествия я нашла информацию о Сабине, сводной сестре Жинетт, разлученной с отцом в десятилетнем возрасте.

Мне потребовалась неделя на то, чтобы набраться мужества и, главное, практики во французском языке, и в результате я сидела и беседовала в Версале со своей дорогой, любимой родственницей Сабиной первый раз в жизни! Какой же ошеломительной радостью для нас была возможность слышать голоса друг друга. Конечно, нам было грустно из-за того, что наша встреча запоздала на столько лет, но мы сразу же начали обсуждать детали моего следующего приезда во Францию. «Поспеши, ― сказала она, ― мне уже 87 лет!»

Как оказалось, у нее были дети, внуки и правнуки. Как ни удивительно, но она ничего не знала о судьбе отца, поэтому я воспользовалась появившейся у меня возможностью прислать ей все фотографии и обнаруженные в архивах документы, а также посетить с ней монумент Конбрат в деревне, где жил М. Рене.

Я не знаю, откуда во мне проснулась такая сильная жажда связать эти несопоставимые главы из истории двух жизней, собрать воедино все эти разрозненные имена; что во мне так страстно стремилось к воссоединению, сведению воедино и начала жизни, и ее достойного венца. Это похоже на усилия самки паука, которая позволяет ветру раскачивать паутину, как ему захочется, но затем, во время скоротечного штиля, трудится изо всех сил залатать прорехи в едва заметных структурах нитей, чтобы между делом создавать новые планы. Я не знаю, что поддерживало меня в поисках родственников, но, возможно, это именно то, что заставляет лосося плыть против течения реки или скворцов безудержно щебетать. Вероятно, это земля, на которую еще не ступала моя нога, но которую помнит мое тело со времен оных, к чьим местам меня тянет, как к себе домой.

Нам не доступны навыки расслабляться при наступлении критического момента. Мы знаем лишь быстротечные симптомы, сигнализирующие о том, что скоро боль начинает нас раскалывать на части. Сейчас все спрятанное внутри нас захочет, чтобы с ним встретились. Ему необходимо, чтобы вы знали о нем. И ничего вас больше не удержит ближе, чем это желание дать о себе знать.

Возможно, это было мое ощущение недостаточной принадлежности в моей жизни и в мире, которое тянуло меня вслед за собой не вперед, а, наоборот, назад в историю, где накал страстей уже ослабевал, а истории судеб и поэмы постепенно догорали в памяти. Возможно, это поиск тех наставников и родителей, а также их великих предков, кто уже прошел через все это, кто мог рассмеяться, положить холодную руку на мой горячий лоб, успокоить меня вопросами и напомнить мне о принадлежности.

Однако этой силой оказалась боль в ногах, это страстное стремление в сердце к никогда не слыханным рассказам, которое затягивало меня назад в историю своей судьбы и, как оказалось, в мою будущую работу в этом мире. Как очень точно подметил раввин, несмотря на то, что все материальные свидетельства моего еврейского происхождения сожжены во времена Холокоста, утраченные воспоминания продолжали жить в моих костях. Я посвятила жизнь «вниманию к своим костям», поэтому мне, возможно, в случае неожиданного подарка с небес удастся уловить слабый обрывок песни, которую я знала всегда и никогда. Манера говорить, замеченное сходство, до боли знакомый ритм переносят меня во власть всего этого.

Мы ― выражение и продолжение длинной череды выживших предков. Наши жизни ничем другим для нас не могут быть, как только продолжением всех тех, кто пришел в этот мир раньше нас. И хотя многие из них канули в вечность, ваш род выжил. Они думали, жили и терпели, и их жизнестойкость стала вашим истинным наследием. Таким образом, их раны стали нашими собственными, в том смысле, что это зависит только от нас, превратим ли мы горечь утрат в мудрость жизни. Не мешайте себе задумываться о том, что, исцеляя унаследованные от предков модели поведения, мы вылечиваем прошлое, освобождая все те души, которые остались неразгаданными, непрощенными и неправильно понятыми.