– Вас туда пока не пустят, сперва нужно узреть Свет и пройти очищение. У нас же, паломник, Единственная Истинная Церковь, не в пример этим сатанинским ловушкам, этим грязным вертепам разврата, которые имеют наглость называть себя «церквями», – с единственной целью завлечь неосторожных в сети идолопоклонства и прочих кощунственных извращений. К нам нельзя зайти просто вот так, убить пару часов, пока на улице моросит, – нет, сперва мы должны тебя
Слева и справа от сцены с алтарем тревожно мигали красные лампочки.
– Они уже на Джаге уторчались до отпада, а сейчас тут такие дела пойдут, что вообще!
Приплясывающая змея проглотила почти уже всех прихожан; никто из немногих оставшихся на скамейках не сидел спокойно – все они хлопали в такт грохочущей музыке и подпрыгивали. Служители метались по залу, поднимая упавших; некоторые из этих последних – особенно женщины – наглядно демонстрировали все клинические симптомы эпилептического припадка: судороги, пена изо рта, белки закаченных под лоб глаз. Таких относили к алтарю и сваливали на пол, где они извивались и бились, словно вытащенные из воды рыбы. Бун указал дымящейся сигарой на женщину лет сорока в сильно разорванном платье, рыжую и худощавую:
– Видите вон ту? Она у нас Духом одержимая, вот уже целый, наверное, год с ней такое на каждой службе – прямо, знаете, как по расписанию. Иногда ее устами говорит сам архангел Фостер – ну уж тогда ее совсем не удержишь, четыре здоровых иподьякона едва справляются. Вот она-то точно готова, может вознестись хоть прямо сию секунду. Долить кому-нибудь? Имейте в виду, когда идет передача, так быстро, как в тот раз, заказ из бара не получишь.
Майк позволил долить свой стакан. В отличие от Джилл, он не испытывал к разыгрывающейся внизу сцене ни малейшего отвращения. Его очень огорчило, что долгожданный Старик оказался всего лишь испорченной пищей, однако странная эта ситуация гроканью не поддавалась, он отложил ее на потом, а сейчас пил сполна от царившего в зале неистовства. Совершенно марсианское по глубинной своей сути, оно странным образом порождало одновременно и ощущение дома – и тоску по дому. Собственно говоря, ни одна частность этого действа даже и близко не была марсианской, однако Майк грокал в нем взращивание близости не менее подлинное, чем при ритуале воды; количество участников и накал их чувств ошеломляли, прежде он встречал такое разве что в родном гнезде. У него буквально ноги зудели от отчаянного – и безнадежного – желания присоединиться к этой бешеной пляске.
Потом Майк заметил внизу мисс Дон Ардент – а вдруг она его пригласит? Эту женщину не требовалось узнавать по размерам и цвету, хотя и это было бы просто – она ведь почти точно такого же роста, как брат Джилл, и почти той же формы. Но мисс Дон Ардент имела свое собственное лицо, под ее теплой, обаятельной улыбкой ясно, словно написанные крупными буквами, читались настоящие муки и скорби, настоящее взросление. Может быть, мисс Дон Ардент тоже станет его братом по воде – не обязательно сейчас, но потом, когда-нибудь. От сенатора епископа Буна веет чем-то таким, не очень приятным; хорошо, что Джубал отсадил этого человека подальше, – но вот зачем же прогнали отсюда мисс Дон Ардент?
Мисс Дон Ардент так и не взглянула вверх, а потом ее унесла толпа.
Стоявший на помосте человек поднял руки, и в огромной пещере стало тише. Затем он резко их опустил.
– Кто тут счастлив?
– Мы СЧАСТЛИВЫ!
– Почему?
– Господь НАС ЛЮБИТ!
– А откуда вы это знаете?
– НАМ СКАЗАЛ ФОСТЕР!
Человек упал на колени и поднял стиснутый кулак:
– Ну-ка, послушаем, как ЛЕВ РЫЧИТ!
Люди зарычали, заорали, завизжали, а тот, стоящий на коленях, размахивал кулаком, как дирижерской палочкой, и то увеличивал ярость тысячеголосого рева, то уменьшал, превращая этот рев в хриплое, еле слышное ворчание, – и снова доводил его до немыслимого крещендо, до грохота, от которого чуть не рушился потолок. Майк буквально купался в хлеставшем снизу потоке эмоций; на какой-то момент он даже испугался, что не сможет выдержать остроты экстаза и будет вынужден удалиться. Однако Джилл говорила, что это можно делать только в собственной своей комнате, поэтому Майк взял себя под контроль, и теперь волны чужих чувств лишь омывали его поверху, не проникая вглубь.
Человек на помосте встал.