Управившись с самыми срочными делами, на следующий день Джейми вздумал показать мне дом. Дом, возведенный в 1702 году, был оснащен новейшими достижениями своего времени: изразцовыми печами в комнатах и большой плитой с духовой печью, выстроенной из кирпича, так что не нужно было печь хлеб прямо в золе. Нижний коридор, лестница и гостиная были украшены картинами, среди которых имелось несколько пасторальных пейзажей и изображений животных, однако в основном это были портреты.
Я задержалась возле юношеского портрета Дженни. Она сидела на каменной садовой изгороди, за ее спиной вилась виноградная лоза с красными листьями. Перед моделью на той же изгороди рядком уселись птицы: воробьи, дрозд, жаворонок, даже фазан, они теснили друг друга, пытаясь оказаться рядом со своей смеющейся хозяйкой. Картина была совсем не похожа на другие строгие портреты предков, пучивших на зрителей глаза так, словно им мешали вздохнуть тугие воротнички.
– Это работа моей матери, – заметил Джейми, увидевший, что я заинтересовалась. – На лестнице есть еще пара картин ее кисти, а тут лишь две. Этот портрет она любила больше остальных.
Он бережно дотронулся пальцем до холста и провел загрубевшей подушечкой по красным листьям.
– На изгороди – ручные птицы Дженни. Люди иногда находили птиц – то с перебитым крылом, то со сломанной ногой – и обязательно несли Дженни, а та их своими руками выхаживала и кормила. Вот этот похож на Айена.
И от показал пальцем на фазана, расправившего для равновесия крылья, который черными глазками-бусинами восторженно глядел на хозяйку.
– Джейми, бесстыжие твои глаза! – рассмеялась я. – А твой портрет есть?
– О да.
Он подвел меня к противоположной стене и показал на картину, висевшую у окна.
С холста важно и серьезно смотрели два маленьких рыжих мальчика в тартанах. Возле них сидела огромная охотничья собака – верно, Найрн, дед Брана. Это были Джейми и его старший брат Уилли, скончавшийся в одиннадцать лет от оспы. Джейми на портрете было около двух лет; он стоял у ног брата, положив на голову собаке руку.
Об Уилли я узнала от Джейми по пути из Леоха. Как-то раз мы сидели у ночного костра в уединенной лощине. Я заговорила об игрушечной змейке, вырезанной из вишневой ветки; Джейми вынул ее из споррана и показал мне.
– Когда мне минуло пять, мне ее на день рождения подарил Уилли, – объяснил он, ласково проведя пальцем по деревянным изгибам.
Змейка была маленькая и забавная, с красиво изогнутым туловищем и так повернутой маленькой головой, что казалось, будто она смотрит через плечо (конечно, воображаемое, поскольку все знают, что у змей не бывает плеч). Джейми позволил мне подержать игрушку, и я ее перевернула.
– А что это тут написано? «С-о-н-и»… Сони?
– Это я, – почему-то застеснялся Джейми и понурился. – Уменьшительная форма от моего второго имени Александр. Меня так звал Уилли.
Дети на портрете были весьма похожи; все Фрэзеры отличались прямым взглядом, заставляющим считать их обладателей теми, кем они называют себя сами. У изображенного Джейми были еще пухлые щеки и детский короткий нос, а в облике брата уже проглядывали черты мужчины, которым не суждено было полностью развиться.
– Ты сильно его любил? – тихо спросила я.
Джейми кивнул, задумчиво глядя на огонь в камине.
– Да, – чуть улыбнувшись, ответил он. – Уилли был на пять лет старше, и я глядел на него как на Бога, ну в крайнем случае на Христа. Ходил за ним хвостиком везде, то есть везде, куда он меня брал.
И отошел к книжным полкам. Я осталась у окна, чтобы позволить Джейми побыть одному.
С этой стороны дома из окна сквозь дождь виднелись лишь туманные очертания дальнего скалистого холма, покрытого на вершине травой. Этот холм был похож на другой холм, волшебный, где я прошла через камень и вылезла из кроличьей норы. Полгода назад всего-навсего, а такое впечатление, что невероятно давно.
Ко мне подошел Джейми и застыл у окна рядом. Посмотрел куда-то вдаль на дождь и неожиданно сказал:
– Но все-таки имелся еще один повод. Самый главный.
– Повод? – глупо повторила я.
– По которому я на тебе женился.
– И что же это за повод?
Я понятия не имела, что он скажет. Возможно, я услышу очередную семейную тайну. Но слова Джейми меня поразили наповал.
Он повернулся лицом ко мне и тихо сказал:
– Я хотел тебя больше, чем что бы то ни было в жизни, – добавил он.
Я, оторопев, уставилась на него. Такого я совершенно не ожидала. Джейми негромко проговорил:
– Когда я спросил отца, как я узнаю ту самую женщину, он отвечал, что когда настанет час, я не буду в этом сомневаться. Я и не сомневался. Когда ночью по пути в Леох я очнулся под деревом, когда ты сидела у меня на груди и бранила меня за то, что я истекаю кровью, я сказал себе: «Джейми Фрэзер, тебе еще неведом облик этой женщины, хотя и знаешь, что весит она не меньше коня, но она и есть та самая».
Я подалась к нему, но он сделал от меня шаг назад и зачастил: