– Я сказал себе: «Два раза в течение нескольких часов она тебя исцелила, а жизнь среди Маккензи такова, что жениться на женщине, умеющей остановить кровь из раны и вправить сломанные кости, очень неплохо». А еще я сказал себе: «Эй, парень, если тебе так нравится, как она касается твоей ключицы, представь себе, как тебе понравится, если она коснется кое-чего пониже».
Он увернулся от меня и спрятался за кресло.
– Ясное дело, я предположил, что это может быть следствием четырех месяцев, проведенных в монастыре без вдохновляющего общества дам, но дальнейшая совместная ночная поездка… – Он драматически вздохнул и легко вытащил свой рукав из моих пальцев. – И этот великолепный зад, сжатый моими бедрами… – Он увернулся от удара по левому уху и выставил перед собой как щит низкий столик. – И тяжелая, словно камень, голова на моей груди… – В его голову полетело небольшое серебряное украшение и звякнуло об пол. – Я сказал себе…
Он так веселился, что речь его время от времени останавливали приступы хохота, от которых прерывалось дыхание.
– Джейми… сказал я себе… это же англичанка… язык у нее острый как у змеи… зад неплох… а вдруг у нее вместо лица овечья морда?
Я с ужасным шумом сумела свалить его на пол и встала коленями ему на живот.
– То есть желаешь сказать, что женился на мне по любви?
С трудом дыша, он поднял брови.
– Разве я… только что… это не сказал?
Схватив одной рукой меня за плечи, другую он сунул под юбку и пару раз чувствительно ущипнул за только что воспевавшуюся им часть тела.
В этот момент в комнату за корзинкой с рукоделием вошла Дженни и потрясенно уставилась на нас.
– Что это ты тут делаешь, братец Джейми? – спросила она, вздернув одну бровь.
– Занимаюсь любовью с женой, – задыхаясь от смеха и движения, пробормотал он.
– Отыщи-ка для этого место получше, – посоветовала она, подняв и вторую бровь. – Тут того и гляди посадишь занозу в зад.
В Лаллиброхе жили спокойно и в то же время работяще. Поднимались засветло и сразу же приступали к делам. От восхода до заката хозяйство работало как часы, но после захода солнца завод у этих часов заканчивался, зубцы и шестеренки по очереди останавливались, выпадали из единого механизма и катились в темноте к трапезе и постели, чтобы утром, как по волшебству, вновь оказаться на своих местах.
Каждый человек, мужчина, женщина или ребенок, делал все, чтобы дела шли своим чередом, и я не представляла себе, как они обходились без хозяина столько лет. Сразу же задействовали не одного Джейми, но и меня. Я наконец осознала весь пыл, с которым шотландцы осуждали бездельников и лентяев; до этого – хотя, наверное, следует сказать «после этого» – все это я воспринимала лишь как причуду. Безделье считалось не столько показателем нравственного падения, но и нарушением естественного хода вещей.
Разумеется, случались и другие мгновения. Скоротечные часы, когда все вокруг замирало, а жизнь, казалось, попадала в промежуток между тьмой и светом, окружавшими ее одновременно.
Вечером то ли второго, то ли третьего дня после приезда в имение я радовалась именно таким минутам. Сидя на изгороди за домом, я любовалась пожелтелыми полями, деревьями, росшими вдали лощины, которые на фоне светло-серого, словно жемчуг, неба казались почти черными. Казалось, что все предметы вокруг – и близкие, и дальние – находятся на одном расстоянии: длинные тени от них постепенно исчезли в полумраке.
В холодном воздухе ощущалось дыхание зимы, я было решила, что пора вернуться в дом, но не хотела покидать мирную красоту. Пока Джейми не накинул на меня свой тяжелый плащ, я его не замечала. Только когда моих плеч коснулась теплая и толстая шерстяная ткань, я поняла, как же вокруг морозно.
Джейми обнял меня поверх плаща, и я, чуть дрожа, прижалась к нему спиной.
– Мне даже из окна было заметно, как ты трясешься, – сказал он, взяв мои ладони в свои. – Если не будешь беречься, простынешь.
– А ты?
Я повернулась и посмотрела на него. Несмотря на наступавший холод, похоже, в одной рубахе и в килте ему было вполне неплохо, лишь слегка покрасневший нос говорил о том, что на дворе не май месяц.
– Ну, я привык. У шотландцев не такая жидкая кровь, как у вас, южан с синими носами.
Он приподнял мой подбородок и поцеловал в нос. Я взяла его за уши, но он избрал другую мишень, чуть ниже.
Через довольно продолжительное время температура наших тел сравнялась, и он меня отпустил. В моих ушах шумела горячая кровь, я откинулась назад, балансируя на перекладине изгороди. В затылок задувал ветер, и волосы сдуло на лицо. Джейми взял прядь моих волос и пропускал меж пальцев, так что через них проглядывали лучи заходящего солнца.
– Когда солнце светит на тебя, как сейчас, вокруг твоей головы будто возникает ореол, – тихо сказал он. – Ангел, увенчанный золотом.
Я дотронулась до его щеки, на которой отливала янтарем отросшая борода. – Почему ты не сказал мне раньше?
Он сразу понял, о чем я. Улыбнулся, подняв одну бровь; половину его лица освещало солнце, а другая оставалась в тени.