На вопли Дженни она просто не обращала внимания, и я решила, что уж к крикам-то рожениц она точно привыкла. При следующем расслаблении повитуха вступила в бой. Нащупав ребенка сквозь утратившие на время напряженность стенки матки, она попыталась его повернуть. Дженни закричала и дернулась из моих рук – началась очередная схватка.
Миссис Мартинс сделала новую попытку. Еще. И еще. И добилась успеха: неожиданное и необычное движение, бесформенный бугор под ее руками повернулся, и сразу изменились и очертания живота Дженни. Дело, очевидно, шло к развязке.
– Тужься.
Дженни повиновалась, а миссис Мартинс встала возле кровати на колени. Вероятно, она усмотрела существенный прогресс, потому что поспешно вскочила на ноги и схватила бутылочку, которую при своем появлении поставила на столик. Она вылила из бутылочки себе на пальцы немного жидкости, напоминавшей масло, и стала бережно втирать ее Дженни между ног. Дженни протестующе закричала, поскольку возобновилась боль, и миссис Мартинс убрала руку. Но когда роженицу снова отпустило, миссис Мартинс вновь стала делать массаж, приговаривая пациентке на ухо, что «все хорошо… отдохни немного… а теперь… тужься!».
В ходе следующей схватки акушерка положила свою руку на живот и сильно надавила. Дженни закричала, но в этот раз миссис Мартинс не убрала руку, пока схватка не закончилась.
– В следующий раз нажимайте вместе со мной, – велела мне повитуха. – Уже совсем скоро.
Я положила свои руки поверх рук миссис Мартинс, и по ее знаку мы поднажали. Дженни с глубоким, триумфальным стоном потужилась – и между ног у нее показалась скользкая маленькая макушка. Дженни уперлась ногами в матрас, потужилась еще – и на белый свет появилась Маргарет Элен Муррей, словно смазанный маслом поросенок.
Чуть позже, вытерев улыбавшееся лицо Дженни мокрым платком, я выглянула в окно. Дело шло к закату.
– У меня все хорошо, – сказала Дженни. – Просто отлично.
Радостная улыбка, которой она встретила дочь, сменилась иной – не такой восторженной, умиротворенной. Она подняла все еще слабую руку и тронула меня за рукав.
– Пойди скажи Айену, – попросила она. – Он там, наверное, волнуется.
Мне показалось, что дело обстояло по-другому. Обстановка в кабинете, где обосновались Айен с Джейми, скорее напоминала попойку, опережающую знаменательное событие. На буфете стояли пустой графин и несколько бутылок, а в воздухе стоял сильный дух спиртного.
Счастливый отец, судя по всему, отключился, склонив голову на письменный стол лэрда. Сам лэрд еще бодрствовал, хотя взор его и был затуманен; он стоял, прислонившись к стене, и хлопал глазами, словно сова.
Придя в гнев, я твердым шагом достигла письменного стола, вцепилась в плечо Айену и грубо его затрясла, не слушая, что Джейми поднялся и предупреждающе сказал:
– Англичаночка, подожди…
Оказалось, Айен не лишился чувств. Он нехотя поднял голову, повернул ко мне свое неподвижное, напряженное лицо и посмотрел жалко и уныло. Внезапно я поняла: он решил, что я пришла рассказать о смерти Дженни.
Я отпустила хватку и аккуратно потрепала его по плечу.
– С ней все в порядке, – ласково проговорила я. – У тебя родилась дочь.
Айен опять уронил голову на руки, и я от него отстала; его худые плечи тряслись, а Джейми гладил друга по спине.
Несчастные страдальцы вернулись к жизни, привели себя в порядок – и семьи Фрэзеров и Мурреев собрались в комнате Дженни на праздничный ужин. Маленькую Маргарет, после того как с ней провели все положенные действия и запеленали в одеяльце, вручили отцу. Он встретил новое чадо с блаженным и почтительным видом.
– Здравствуй, маленькая Мэгги, – прошептал он и осторожно тронул кончиком пальца крошечный нос.
Новорожденная дочь, ничуть не впечатленная знакомством, открыла глаза, сосредоточилась, выпрямилась и написала папаше на рубашку.
Во время вызванной такими манерами краткой суматохи, полной веселья, маленький Джейми смог вырваться из-под пригляда миссис Крук и вскочил к матери на кровать. Дженни негромко вскрикнула от боли, но, протянув руку, прижала ребенка к себе и жестом попросила миссис Крук не забирать его.
– Моя мама! – заявил Джейми, прижимаясь к ней.
– Конечно, чья же еще? – согласилась она. – Иди сюда, детка.
Она обняла его, поцеловала в макушку, и успокоенный мальчик прильнул к ней. Дженни пригладила сыну волосы.
– Положи головку сюда, – сказала она. – Тебе пора спать. Ложись.
Успокоенный присутствием матери, мальчик сунул в рот палец и уснул.
Когда наступила очередь Джейми взять новорожденную на руки, он проявил выдающиеся способности к этому, уложив крохотную пушистую головку в ладонь, как теннисный мяч. Затем он, казалось, с неохотой вернул девочку матери, и Дженни прижала дочку к груди, что-то нежно напевая.
Наконец мы вернулись в свою спальню. Как тихо и пусто было в ней по сравнению с трогательной семейной картиной, только что виденной нами: Айен стоял на коленях у кровати, положив руку на маленького Джейми, а Дженни баюкала младенца. Только тогда я осознала, до чего утомилась, ведь с момента, как Айен разбудил меня, прошли почти сутки.