Чужестранка

Я выбежала в коридор, и крики прекратились. На плиточный пол в коридоре падал дрожащий свет из открытой двери комнаты. Неизвестный мне монах стоял рядом с Джейми и крепко его держал. Через бинты на спине проступили пятна свежей крови, а плечи Джейми тряслись, как от озноба.

– С ним случился кошмар, – объяснил монах, заметив меня.

Он передал мне Джейми с рук на руки, а сам отправился за чистым полотном и кувшином с водой.

Джейми продолжал дрожать, по его лицу лился пот. Он закрыл глаза и хрипло, с затруднением дышал. Монах сел рядом со мной и стал бережно отирать лицо Джейми, убрав с висков влажные пряди.

– Вы, видно, его жена, – заметил монах. – Скоро ему будет лучше.

Через пару минут дрожь стала утихать, и Джейми со вздохом открыл глаза.

– Все хорошо, – сказал он. – Со мной все хорошо, Клэр, но, ради создателя, избавь меня от этой вони!

В тот момент я почувствовала запах, наполнявший келью, – легкий, приятный цветочный аромат, такой распространенный, что я о нем просто не подумала. Лаванда. Обычно так пахнут мыло и туалетная вода. В последний раз этот запах встретился мне в подземелье Уэнтуортской тюрьмы: он исходил от белья или тела капитана Джонатана Рэндолла.

В келье аромат источал маленький металлический сосуд с благовонным маслом, который был подвешен к железному кронштейну, украшенному орнаментом из роз, прямо над пламенем свечи. Запах призван был успокоить больного, однако получилось совершенно наоборот. Монах поднес Джейми чашку с водой, тот напился и задышал спокойнее и легче; он уже сидел самостоятельно, без посторонней помощи. Кивком я попросила францисканца выполнить требование больного, монах завернул горячий сосуд с маслом в полотенце и немедленно вынес в коридор. Джейми вздохнул с облегчением, но тут же поморщился от боли в сломанных ребрах.

– Ты побеспокоил во сне спину, – сказала я, слегка поворачивая его и осматривая бинты. – Но не слишком.

– Я знаю. Должно быть, перевернулся на спину.

Свернутое и подложенное под бок одеяло должно было удерживать Джейми в определенном положении. Оно упало на пол; я подняла его и пристроила на место.

– Поэтому мне и приснился кошмар. Снилось, что меня бьют плетью. – Джейми вздрогнул, отпил глоток воды и отдал мне чашку. – Мне бы чего-нибудь покрепче, если можно раздобыть.

Словно по мановению волшебной палочки в комнату вернулся наш помощник с кувшином вина. В другой руке он держал совсем небольшой кувшинчик – с маковой настойкой.

– Алкоголь или опий? – улыбаясь, спросил он Джейми. – Можете выбрать любой из напитков забвения.

– Я предпочел бы вино, если позволите. Достаточно с меня снов этой ночью, – кривовато улыбнувшись, отвечал Джейми.

Он медленно пил вино, а францисканец тем временем помогал мне сменить испачканные кровью бинты, смазывая раны мазью календулы. Он не ушел, пока Джейми не был полностью подготовлен ко сну, укрыт одеялом и устроен поудобнее. Направляясь к дверям, он осенил больного крестом и произнес:

– Доброго отдыха.

– Спасибо, отец, – вяло ответил Джейми в полусне.

Убедившись, что не понадоблюсь Джейми до утра, я осторожно тронула его за плечо и тоже вышла вслед за монахом в коридор.

– Благодарю вас, – сказала я. – Весьма признательна вам за помощь.

Монах изящно взмахнул рукой, словно отвергая мою благодарность.

– Рад, что сумел быть вам полезен, – ответил он; в его отличном английском слышался легкий французский акцент. – Я шел по гостевому крылу к часовне Святого Жиля и услышал крики.

Вспомнив эти ужасные хриплые крики, я вздрогнула и понадеялась про себя, что никогда больше их не услышу. Я посмотрела в окно в конце коридора, но не увидела никаких признаков рассвета.

– В часовню? – удивленно спросила я. – А я считала, что утреннюю литургию служат в главном храме. Но и для нее, мне кажется, рановато.

Францисканец улыбнулся. Он был еще не стар, едва за тридцать, но в блестящих каштановых волосах пробивалась седина. На макушке была выстрижена аккуратная тонзура, ровно подстриженной выглядела и каштановая борода.

– Да, для утренней литургии довольно рано, – ответил он. – Но я иду в часовню, поскольку настал мой черед продолжить вечное бдение у Святого Причастия.

Он заглянул в комнату Джейми: часы-свеча показывали половину третьего.

– Я уже опаздываю, – сказал он. – Брат Бартоломе давно отгоняет от себя сон, ему пора почивать.

Монах поднял руку, торопливо благословил меня, повернулся на пятках и пропал за дверью в конце коридора, прежде чем я смогла спросить, как его зовут.

Я все-таки заглянула в келью и проверила, как обстоят дела у Джейми. Он опять заснул и свободно дышал, но между бровями пролегла едва заметная складка.

Следующим утром мне было существенно лучше, но у Джейми после беспокойной ночи запали глаза, к тому же его тошнило. Он резко отказался и от горячего укрепляющего питья из вина, яиц и сахара, и от супа и злобно окрысился на меня, когда я попыталась проверить повязки на сломанной руке.

– Ради бога, Клэр, оставь меня в покое! Я не хочу, чтобы меня опять ковыряли!