Чужие грехи

— А вдь у меня и часы женевскіе отняли, вотъ т, что князь Алексй Платоновичъ подарилъ! Да рада была, чтобы хоть все взяли, только бы въ поко оставили! На память все, на память! Можете представить, Женичка вошелъ какъ то въ гардеробную со своимъ перламутровымъ домино, мн отдать на сбереженіе хотлъ, такъ и то Дарья Васильевна для своего сына на память просить стала. Онъ, голубчикъ, и отдаетъ ужь ей, ну я тутъ и накинулась: «да, говорю, стыда то у васъ въ глазахъ нтъ, вы курточку готовы съ ребенка стянуть, грабители, грабители!..» Я ее браню, а онъ милый, смшной такой, растерявшійся, точно виноватый, стоитъ и домино въ рукахъ держитъ, не зная, кому его отдать, а самъ расшаркивается, а самъ расшаркивается передъ нею…

И вдругъ вс засмялись при этой, бойко переданной, сценк, всмъ стало такъ легко и весело. Карета подъзжала уже къ дебаркадеру желзной дороги…

II

— Ну, вотъ мы и у себя дома!

Какой-то теплотой повяло отъ этихъ словъ, сказанныхъ Олимпіадой Платоновной, когда широкая деревенская коляска князя Алекся Платоновича Дикаго закачалась на высокихъ ресорахъ, катясь по мягкой песчаной дорог и ныряя среди зеленыхъ холмовъ и пригорковъ по направленію къ Сансуси. Свистки локомотива, снованіе желзнодорожной прислуги, суетливость дущихъ по желзной дорог насажировъ, говоръ и шумъ этой куда-то спшащей, боящейся опоздать толпы, мельканье передъ окнами вагоновъ однообразныхъ видовъ, телеграфныхъ столбовъ, станцій, все это осталось позади, а впереди разстилались только зеленющія поля, покрывающіяся новыми всходами нивы, густой, полный покоя и тни лсъ да изрдка попадались мужики и бабы, низко кланявшіеся господамъ.

— Мы точно отъ потопа въ ковчег спасаемся, смялась Олимпіада Платоновна.

И точно они набились, какъ въ ковчегъ, въ эту широкую деревенскую коляску вс вмст, и она, и дти, и гувернантка, и учитель, и Софья, и у всхъ у нихъ было одно чувство — чувство полнаго и безмятежнаго спокойствія, сознаніе, что впереди ихъ ждетъ отдыхъ, что вс треволненія столичной жизни, сплетни, вызды, пріемы, шумныя удовольствія и мелкія непріятности — все это осталось гд то тамъ, далеко, смнившись полнымъ затишьемъ.

— А хорошо у васъ здсь! проговорилъ учитель, всматриваясь куда-то въ даль.

— Тихо здсь, отвтила Олимпіада Платоновна.

«Тихо здсь» — эти слова часто приходили на память учителю потомъ, когда онъ сдлался уже вполн своимъ человкомъ въ Сансуси, когда онъ уже вполн освоился съ порядками этой жизни. Эта тишина вліяла такъ успокоительно на наболвшіе среди столичной суеты нервы; она пробуждала какое-то благодушіе и словно примиряла людей и съ жизнью, и съ ближними; при ней дни, похожіе одинъ на другой, какъ дв капли воды, стали пролетать какъ-то незамтно, словно безслдно и люди невольно дивились: «Господи, вотъ ужь и весна прошла!»… «Не успли оглянуться, а ужь и лто кончается!» И какъ-то не врится имъ самимъ, что они уже прожили здсь нсколько мсяцевъ, что лто дйствительно кончается, что наступаетъ глухая осень, съ мелкимъ, зарядившимъ надолго дождемъ, съ темными, длинными вечерами. А между тмъ дйствительно холодный, рзкій втеръ нагоняетъ массы темныхъ, густыхъ тучъ на небо; солнце проглядываетъ изъ-за нихъ все рже и рже и почти не гретъ; садъ и лсъ теряютъ свой послдній пожелтвшій уборъ; въ поляхъ кончаются крестьянскія работы, деревенскіе дома по сосдству съ Сансуси пустютъ. Да, это осень, глухая осень, отдаляющая еще больше деревни отъ городовъ, вносящая въ деревенскую жизнь еще боле однообразія, окружающая деревенскихъ жителей еще большимъ затишьемъ…

Такое полное затишье наступило осенью и въ Сансуси. Кто гостилъ здсь лтомъ, т ухали, новыхъ гостей въ непогодливую пору ждать нечего; въ дом все стихло, какъ будто уснуло. Только мужики да бабы заглядываютъ «къ кормилиц-барышн» со своими нуждами, со своими просьбами. Маленькій домашній кружокъ княжны Олимпіады Платоновны сомкнулся еще тсне, какъ бы сознавая, что именно теперь для него начинается та жизнь, которою ему придется прожить нсколько мсяцевъ, жизнь тихая, однообразная, немного скучная и легко выносимая только въ томъ случа, если между людьми, заброшенными на долгіе мсяцы въ одно гнздо, царствуетъ полное согласіе и полный миръ.