Чужие грехи

Нянька притянула къ себ въ прилив нжности дтскія головки.

— Няня, что ты плачешь? тревожно приставали дти.

— Объ васъ, сиротки мои, объ васъ, ангелы божіе! заунывно причитала нянька.

Смущенныя и испуганныя дти, ничего не понимая, стояли передъ нянькой съ опущенными рученками и широко открытыми глазками. Ихъ маленькія сердчишки охватилъ какой-то неопредленный страхъ, какое-то новое чувство болзненной тоски.

А прислуга, нисколько не стсняясь ихъ присутствіемъ, уже судачила про господъ.

II

Старая два, «городская» фрейлина былыхъ временъ, княжна Олимпіада Платоновна Дикаго только что успла «откушать» свой утренній чай и приссть къ туалету, чтобы горничная причесала ей волосы и одла ее, когда къ подъзду ея деревенскаго жилища подкатилъ экипажъ. Такой ранній визитъ былъ здсь явленіемъ необыкновеннымъ. Олимпіада Платоновна уже не первое лто проводила въ Сансуси, въ подмосковномъ имніи своего брата, и вс мстные аристократы, начиная съ предводителя дворянства и кончая архіереемъ, давно успли привыкнуть къ ея неизмннымъ обычаямъ, привычкамъ и правиламъ: съ визитомъ къ ней они не смли являться ране второго часа, безъ приглашенія они не являлись къ ней къ обду или на вечеръ. Ея образъ жизни и ея правила были опредлены разъ и навсегда точно и акуратно и она не измняла ихъ ни для кого. Длать исключенія для кого бы то ни было было не въ ея характер. Вслдствіе этого ее крайне удивилъ пріздъ гостей въ неурочный утренній часъ.

— Софья, кто тамъ, спроси! обратилась она къ своей «камерюнгфер», услыхавъ шумъ подъхавшаго экипажа.

«Камерюнгфера», такая же старая два, какъ и барыня, поспшно вышла изъ будуара и черезъ нсколько минутъ возвратилась снова:

— Владиміръ Аркадьевичъ съ дтьми пріхалъ, доложила она.

— Сумасшедшій, право, сумасшедшій! проговорила Олимпіада Платоновна недовольнымъ тономъ. — Не написалъ, не извстилъ и, какъ снгъ на голову, изволилъ явиться… И съ супругой? уже съ ядовитой ироніей спросила она.

— Помилуйте, разв онъ смлъ бы! возразила горничная.

— А — а, матушка, нынче люди все смютъ! Ворвутся къ теб въ домъ, незванные, непрошенные, да еще хотятъ, чтобы имъ глазки длали, сердито проговорила Олимпіада Платоновна. — Нынче вдь одиннадцатую заповдь люди придумали «будь нахаломъ и преуспвать будешь!»

Горничная засмялась тихимъ смхомъ.

— Бросила, врно, супруга то, такъ и пріхалъ къ тетушк, продолжала ворчливо Олимпіада Платоновна.

— Ну, ужь и бросила! усумнилась горничная.

— Да ужь ты помяни мое слово, что бросила! настойчиво утверждала Олимпіада Платоновна. — А то зачмъ бы ему дтей ко мн тащить? Помнишь, какъ князя Петра Андреевича Дикаго жена бросила, тоже ко мн дочь притащилъ. Они вс таковы: женятся — не спросятся, разойдутся — дтей везутъ. «Вы, ch`ere tante, такъ добры, такъ добры»! Голубчики вы мои, доброта-то моя вотъ гд у меня сидитъ! Олимпіада Платоновна показала костлявымъ пальцемъ на затылокъ. — Изъ за доброты-то своей я не гд нибудь по заграницамъ наслаждаюсь, а въ подмосковномъ Сансуси схимничаю, себя во всемъ урзаю…

Горничная сочувственно вздохнула.

— Да ужь что говорить, вы себ въ послдніе два года платья лишняго не сдлали, проговорила она.

— Не лишняго, а никакого не сдлала, рзко сказала барыня. — Хорошо еще, что Олимпіада Платоновна и въ старыхъ тряпкахъ всегда будетъ Олимпіадой Платоновной! А то вдь, пожалуй, скоро за черносалопницу считать бы начали… Право!..

Наступило короткое молчаніе. Горничная продолжала причесывать волосы госпожи.

— А что, если и въ самомъ дл Владиміръ Аркадьевичъ разошелся со своею супругой и привезъ къ намъ дтей жить? спросила горничная.

— Что? проговорила Олимпіада Платоновна. — Разбраню, раскричуся, окажу, чтобы и не знали меня…

— А потомъ дтей у себя оставите? закончила горничная вопросительнымъ тономъ.

— Дура, дура ты, Софья! проворчала старуха-барыня.

— Да ужь это врно! утверждала горничная.

— Ну, а что жь ты то сдлала бы? Ну, научи, что надо сдлать, скажи, какъ бы ты поступила? настойчиво проговорила Олимпіада Платоновна, поднимая полусдую голову и смотря прямо въ лицо горничной своими проницательными глазами.

Горничная добродушно улыбнулась:

— Стала бы ихъ воспитывать, отвтила она добродушно.

— Дура, дура ты, Сонька! Вотъ думала, умный совтъ подастъ, а она… старуха-барыня засмялась привтливымъ смхомъ и заторопилась:- Ну, одвай скоре, одвай скоре! Силъ моихъ нтъ ждать, поскорй накричаться хочется, разбранить его, высказать все… Вдь ты пойми, нахальство то какое: не предупредилъ, не написалъ и — вотъ-съ принимайте гостя!

Одванье пошло быстре…