Чужие грехи

Это былъ высокій и стройный блондинъ, съ худощавымъ, блднымъ и холоднымъ лицомъ; его приличныя манеры, приличная одежда, приличный тонъ сразу бросались въ глаза. Взглянувъ на него, можно было, не ошибаясь, сказать, что это человкъ, выросшій въ хорошемъ кругу, занимавшій почетное положеніе въ обществ, придававшій большое значеніе вншности и брезгливо сторонившійся отъ всхъ, кто былъ ниже его. Ему было лтъ тридцать пять, но онъ былъ моложавъ, его походка была легка. Его красиво подстриженныя бакенбарды, его англійскій проборъ, его гладко выбритый подбородокъ длали его лицо какимъ-то чистенькимъ, офиціальнымъ, нсколько сухимъ и похожимъ на модную картинку. Вслдъ за нимъ въ переднюю швейцаръ внесъ багажъ.

— Папа, папа! кричали дти, выбжавъ. изъ дтской и бросаясь къ отцу. — Пріхалъ! пріхалъ! Мама, мама, папа пріхалъ! кричали они, поцловавъ отца и потомъ бросившись въ залъ искать мать.

— Барыня сейчасъ только ушли! сказала горничная, обращаясь къ барину.

— Гд же мама? Мамы нтъ? спрашивали съ недоумніемъ вернувшіяся дти и снова бросились въ отцу съ дтскими ласками.

Отецъ приласкалъ ихъ довольно холодно и сдержанно. Онъ ихъ вообще не особенно любилъ, такъ какъ это были дти женщины, «испортившей его жизнь».

— Не знаете, куда ушла барыня? спросилъ онъ у горничной.

— Не знаю-съ! По черной лстниц сейчасъ ушли, отвтила горничная.

— Что за фантазія! проговорилъ баринъ, пожимая плечами. — Давайте завтракать, я голоденъ. Ну, а вы не шалили? Умниками были безъ меня? небрежно спросилъ онъ у дтей,

— Умниками! отвтили дти, ласкаясь къ отцу. — Ты игрушекъ привезъ?

— Привезъ, привезъ всего! небрежно отвтилъ отецъ. — Сперва позавтракаемъ, а потомъ разберемъ все.

Онъ прошелъ въ свой кабинетъ умыться и переодться, потомъ прошелъ въ комнату жены, находившуюся рядомъ съ его кабинетомъ. Тамъ все было въ безпорядк. Утренняя блуза жены лежала на полу, ящички туалета были открыты, около кушетки на ковр лежала оброненная его женою книга. Это поразило его. Онъ не зналъ, чему приписать этотъ безпорядокъ. Въ его дом этого не допускалось.

— Вы, Даша, еще не убирали комнату барыни? спросилъ онъ горничную, выходя въ столовую.

— Нтъ-съ, убирала, Владиміръ Аркадьевичъ, отвтила горничная.

— Тамъ все разбросано, сказалъ онъ. — Что за безпорядокъ!

Горничная съ недоумніемъ взглянула на него и проговорила:

— Не знаю-съ!

— Ну, давайте завтракать! сказалъ онъ, садясь съ дтьми за столъ.

Дти болтали безъ умолку, но отецъ слушалъ ихъ уже разсянно. Его какъ-то помимо его воли тревожили вопросы, зачмъ его жена ушла по черной лстниц, почему у нея въ комнат такой безпорядокъ, куда она могла уйдти до завтрака, не приказавъ нанять себ экипажа, пшкомъ? Онъ столько разъ твердилъ ей, что порядочныя женщины не ходятъ пшкомъ одн. Завтракъ былъ конченъ, началось развязыванье и разсматриванье багажа. Черезъ нсколько минутъ привезли еще нсколько чемодановъ. Дти суетились, прыгали и смялись около этихъ бауловъ, саковъ и ящиковъ, но отецъ уже былъ хмуръ и неразговорчивъ.

— А мн платьице привезъ? говорила двочка, роясь въ привезенныхъ вещахъ.

— Рано еще о нарядахъ думать! сухо замтилъ ей отецъ.

— Это мн? Мн? закричала она, вытащивъ какую-то яркую ткань и накинувъ ее себ на плечи передъ зеркаломъ.

— Отъ земли еще не выросла, а кокетничать учишься! еще боле рзко проговорилъ онъ.

Онъ начиналъ сердиться на дочь, находя въ ней сходство съ женою, на которую онъ почему-то уже серьезно негодовалъ теперь. Переходы отъ обычнаго холоднаго тона къ раздражительности были у него вообще очень быстры и онъ не считалъ нужнымъ сдерживать себя въ своей семь.

— Папа, а мн Миша подарилъ саблю, вдругъ сказалъ сынишка, разсматривая какую-то привезенную отцомъ вещь.

— Какой Миша? спросилъ отецъ.

— Да разв ты не знаешь?.. Миша… Михаилъ Егоровичъ, пояснилъ сынъ.

— Никакого я Михаила Егоровича не знаю, сказалъ отецъ.

— Да Олейниковъ, Михаилъ Егоровичъ, продолжалъ пояснять сынъ. — Помнишь Олейникова?

— Олейниковъ? Онъ бывалъ здсь? спросилъ отецъ, сдвигая брови.

Онъ не любилъ этого Олейникова, какъ одного изъ родственниковъ и старыхъ друзей своей жены. Олейникову было отказано отъ дома съ первыхъ же дней женитьбы Владиміра Аркадьевича.

— Какъ же! бы-валъ! произнесъ протяжно сынъ. — Онъ мн новыя игрушки привезъ! Я его очень, очень люблю, папа! Онъ мн общалъ пистолетъ подарить.

— Попрошайка! Тхъ только и любишь, кто даритъ! гнвно проговорилъ отецъ. — Пошелъ прочь!

Онъ поднялся отъ чемодановъ и прошелся по комнат. Въ его голов проносились очень невеселыя мысли, какія-то тяжелыя воспоминанія.

— Ступайте въ дтскую, вы тутъ только мшаете! проговорилъ онъ дтямъ. — Сведи ихъ къ няньк, обратился онъ къ лакею и, когда дти вышли, спросилъ горничную: — Михаилъ Егоровичъ Олейниковъ сегодня былъ?

— Были-съ, передъ вами только-что были, отвтила горничная.

— Часто навщалъ насъ? спросилъ баринъ.

— Какъ-же-съ, каждый день бывали, отвтила горничная. — Ужь очень ихъ дти любятъ наши, такъ любятъ…

— Ахъ, что вы тутъ роетесь! раздражительно перебилъ ее баринъ. — Безъ васъ все это развернутъ и развяжутъ. Ступайте!

Горничная сконфуженно поднялась съ пола и вышла.