Чужие грехи

Онъ началъ раздумывать, какъ бы устроить дтей. Они были для него тяжелой обузой: онъ никогда не любилъ ихъ и его не печалила разлука съ ними, но онъ не имлъ такихъ средствъ, чтобы отдать ихъ куда-нибудь на полный пансіонъ въ хорошую семью. Правда, ихъ можно бы сунуть куда-нибудь за дешевую плату, но «свтъ»… что скажутъ въ «свт», если узнаютъ, что онъ почти бросилъ своихъ «законныхъ» дтей. Онъ горько усмхнулся, вспомнивъ о «законности» своихъ дтей. Но не могъ же онъ заявить теперь, что онъ ихъ считаетъ незаконными. Наконецъ, хорошъ бы онъ былъ въ роли мужа-рогоносца! Что можетъ быть смшне. Если бы у него были средства, онъ отправилъ бы ихъ за границу, куда-нибудь съ глазъ долой, но… Онъ сжалъ болзненно свои руки при воспоминаніи о своей бдности. Да, онъ былъ бденъ, потому-что онъ привыкъ мнять каждый день перчатки, а при его средствахъ нужно было носить перчатки по мсяцу; онъ былъ бденъ, потому-что онъ привыкъ завтракать гд-нибудь у Дюссо или у Бореля, а при его средствахъ приходилось сть дома за завтракомъ яйца въ смятку; онъ былъ бденъ, потому-что онъ привыкъ жить въ хорошей обстановк, а у него… Онъ презрительно улыбнулся, взглянувъ на украшавшія комнату его жены поддлки подъ саксонскій фарфоръ, подъ старую бронзу, подъ черное дерево. «Прикрытая мишурою нищета!» промелькнуло въ его голов и какое-то злобное чувство противъ жены, противъ дтей, снова поднялось въ его душ: они были виновниками его нуждъ и лишеній.

— Отправлю ихъ къ тетк, Олимпіад Платоновн. Она возьметъ ихъ… Да, права была она, когда не совтовала мн жениться! Влюбился… Сумасбродничалъ… вотъ и плоды увлеченія этой буржуазной!.. Мщанская натура сказалась! Не могла прямо и честно объясниться, бжала, какъ воровка, укравшая мою честь, произвела скандалъ. Впрочемъ, что ей за дло до скандала, до толковъ, ей нечего терять, нечмъ дорожить… А моя честь, мое имя?.. Да разв она понимаетъ это!.. Разв у господъ Трифоновыхъ и Федотовыхъ есть фамильная честь, разв у нихъ есть имя!.. Нтъ, надо сейчасъ же хать въ деревню къ тетк… Скандалъ еще можно предупредить… Скажу прислуг, что у жены умираетъ мать, что она потому ухала, заберу дтей, свезу ихъ къ тетк въ деревню, а потомъ… Чтожь! потомъ явлюсь въ свтъ, скажу, что жена лечится на водахъ, что дти у тетки живутъ покуда, а тамъ привыкнутъ вс, поймутъ понемногу истину, не станутъ болтать…

Онъ долго ходилъ по комнат, глядя куда-то вдаль сощуренными глазами, потирая отъ времени до времени рукою лобъ, обдумывая, что длать, какъ избжать скандала, огласки. Въ передней послышался звонокъ. Лакей черезъ минуту принесъ письмо.

— Отъ кого? спросилъ баринъ.

— Не знаю-съ, дворникъ какой-то принесъ и ушелъ, отвтилъ лакей.

— Хорошо, ступай! проговорилъ Владиміръ Аркадьевичъ, узнавъ почеркъ жены. Онъ сорвалъ конвертъ, развернулъ письмо, пробжалъ глазами торопливо написанныя строки. Евгенія Александровна извщала мужа, что она не можетъ боле жить съ нимъ, чтобы онъ приготовилъ ей видъ на жительство, что она пришлетъ за нимъ, что, вроятно, мужъ не станетъ ее нринуждать перехать къ нему. Тонъ письма билъ холоденъ, фразы отрывисты, содержаніе изобличало всю внутреннюю пустоту, всю малодушную трусость писавшей. Владиміръ Аркадьевичъ смялъ это письмо и зашагалъ снова по комнат. Ворочать! Зачмъ? На что она ему? Онъ ее презираетъ! Его голова пылала, сердце билось сильно отъ душившей его злобы. Наконецъ, онъ быстро вышелъ изъ комнаты и позвонилъ. Явились разомъ и лакей, и горничная.

— Даша, Иванъ, проговорилъ Владиміръ Аркадьевичъ, стараясь казаться спокойнымъ, — не развязывайте чемодановъ и укладывайтесь! У барыни матушка захворала… при смерти… Я получилъ письмо… Мн тоже надо будетъ хать… Вотъ не ждалъ-то… Надолго, вроятно, уду… Дтей тоже приготовьте… Все соберите… Вамъ придется искать мста… Квартиру тоже сдать надо… на что она мн…

Онъ хотлъ что-то еще сказать, но не могъ, круто оборвалъ рчь, махнулъ рукой и ушелъ въ кабинетъ. Ему гадко было объясняться и лгать передъ прислугой, а между тмъ ее нужно было обмануть, чтобы избжать толковъ.

Слуги въ изумленіи переглянулись между собою, недоумвая, что случилось.

— Папа, папа! Вотъ и мы! кричали дти, возвращаясь съ прогулки.

— Тише, тише, дтки! проговорила Даша. — Папаша отдыхаетъ въ кабинет.

— А мама пришла? спросила двочка.

— Мамаша ухала, и папаша, и вы тоже удете, отвтила Даша.

— Куда подемъ? спросили дти.

— Не знаю, не знаю, а вотъ все собирать велно!

— Да что ты болтаешь? вмшалась въ разговоръ старуха-нянька. — Что стряслось такое?

— А и Господь вдаетъ, только велно укладывать все и квартиру сдавать, и намъ мста искать…

Нянька въ испуг присла на стулъ и перекрестилась.

— Господи! Бда какая-нибудь! Барыня-то гд? проговорила она.

— Къ маменьк, говорятъ, ухала; маменька ея, видите, больна, пояснила горничная.

— Ну, такъ я и поврю! сказала нянька, задумчиво качая головой. — Недоброе тутъ творится, недоброе… Всегда-я говорила, что догуляются до бды. Ну, вотъ и стряслось… Тоже не ждала, не гадала, а теперь ищи мста на старости лтъ… И что съ вами-то, ангелы божіе, будетъ… что съ вами-то будетъ!..