Приведенный материал позволяет задать важные вопросы и более теоретического характера, касающиеся не только памяти о крестьянских восстаниях времен Гражданской войны. Прежде всего, это вопрос о том, может ли культурная память не просто поддерживать социальную память, не давая забыть прошлое, но и служить ключевой опорой контрпамяти, то есть памяти о прошлом, противоположной той его версии, что доминирует в обществе и поддерживается властными институтами?[369]
Какие особенности характерны для производства массовых произведений в условиях тотального партийно-государственного контроля печати (и других массовых медиа) в СССР? Не берут ли подцензурные тексты на себя роль ключевых медиаторов для контрпамяти именно в такой ситуации?Так или иначе, но можно утверждать, что соцреалистические художественные произведения не только формировали культурную память, но и оказывали непосредственное влияние на социальную память. Продолжают они, пусть и в иной форме и степени, влиять на нее и сейчас. Неудивительно, что рядом с размещенным в интернете советским фильмом «Одиночество» мы можем найти короткий комментарий: «Сторожев. петр. этот. человек. первывый. муж. моей. бабушке. прасковье. его. кличка. тамбовский. волк. тебетоварищ. он. был. бандит. сбольшой. дороги. анархист»[370]
.Глава 6. ОЗЕРО НУМТО: «Я ПОЛЮБИЛ ЭТУ МОГИЛУ…»[371]
События на озере Нумто в «чекистском эпосе» и эго-документах[372]
События, о которых пойдет речь, произошли в начале 1930‐х годов в Березовском районе нынешнего ХМАО, в окрестностях озера Нумто (350 километров к северо-западу от Сургута). Они вошли в советскую историографию как Казымский мятеж, а в постсоветскую — как Казымское восстание и стали первым крупным эпизодом в цепи урало-сибирских выступлений северных народов (ханты, коми, ненцев) против советской власти[373]
.Основными причинами вооруженного сопротивления коренных народов Приобья политике советского правительства стали агрессивные методы ликвидации традиционной социально-экономической структуры этих народов, их насильственная аккультурация и рост экономической эксплуатации региона. Казымское восстание не стало исключением.
Бассейн реки Казым был местом кочевий казымских хантов, соседствовавших с ненцами на востоке, близ озера Нумто, и с коми-зырянами. С XIX века на этих территориях существовала сеть русских факторий — пунктов для закупки добытой охотниками пушнины и снабжения местного населения охотприпасами, продовольствием и предметами домашнего обихода. Такие фактории представляли собой большие дома-магазины, функционирующие круглогодично либо сезонно (зарисовку из жизни фактории на Оби представляет, например, очерк К. Носилова «На барке рыбака»[374]
). До конца 1920‐х влияние советской власти на жизнь кочевников тундры было минимальным: ни школ, ни больниц, ни ветеринарной службы здесь не было. В период коллективизации в 17 километрах от устья реки Казым, притока Оби, была построена культбаза, которая должна была стать новой опорой советской власти в регионе[375].Торжественное открытие поселка состоялось 14 ноября 1931 года. Штат Казымской культбазы включал в себя 37 работников и размещался в 14 постройках (больница, школа-интернат, Дом народов Севера, ветеринарный пункт, банно-прачечная, три жилых дома для работников культбазы, небольшая электростанция и др.). Координация работы культбазы была возложена на Казымский туземный (районный) совет, образованный еще в 1926 году с центром в селе Полноват. Активная деятельность тузсовета началась одновременно с запуском культбазы, на самой базе действовала партячейка из четырех коммунистов во главе с Ф. Я. Бабкиным, начальником Казымской культбазы.
Казымское восстание — это серия акций местных жителей, направленных против экономического и культурного присутствия советской власти в регионе. На разных этапах в них участвовало до нескольких сотен человек со стороны хантов и ненцев. Начавшись с жалоб, к концу 1931 года протест вылился в первую насильственную акцию — отряд хантов подошел к культбазе и забрал учившихся там детей домой. В 1932 году противоречия усугубились в связи с выпущенным советской властью разрешением на отлов рыбы в священном для хантов озере Нумто и взаимными захватами заложников.