Чужими голосами. Память о крестьянских восстаниях эпохи Гражданской войны

Ответ: А так я ничего не могу сказать, сильно-то и ничего. <…>

Вопрос: Я вам вопросы задаю, пытаю вас про вашего прадеда, о котором вы по сути дела ничего не знаете, мало, отрывочно, и то не из своей семьи, а посторонние, можно сказать, люди вам рассказывают о том, кто был ваш прадед. Вы вообще какие чувства в связи с этим испытываете? Сожалеете, что так вышло? И может быть, вы думаете, почему так? Почему вам ничего не рассказывали?

Ответ: Может быть, просто никто ничего не знал. Бабушка толком тоже ничего не знала.

Вопрос: А ее мама могла знать?

Ответ: Ее мама могла знать, но она… когда я родилась, я ее не застала. Может быть, она бы мне и рассказала, если бы я ее знала, а так нет. А так она моей бабушке ничего не рассказывала. <…> Папа тоже ничего не знает.

Вопрос: Может быть, он что-то знал, но не рассказывал?

Ответ: Нет, он тоже ничего не знает.

Вопрос: А вы его не спрашивали про это?

Ответ: Он мне не отвечает. Он у нас не любит, когда [спрашивают об этом][476].

Соответственно, такого рода исследование должно быть оснащено разными инструментами, способными по возможности ослабить механизмы забвения. Несмотря на то что мы опирались на подробно разработанный гайд, к середине поля было замечено, что вопросы, которые мы задавали в интервью респондентам, строятся по отличающейся от него схеме. Она представляет собой восемь ключевых и, по мере необходимости, дополняется рядом уточняющих вопросов из нашего гайда.

1. Что помнят?

2. Что не помнят?

3. Каков источник воспоминаний о событии?

4. Зачем об этом помнить?

5. Почему не надо вспоминать?

6. Что чувствуют по поводу этого события?

7. Что думают о событии?

8. Что (не) делают для сохранения и передачи памяти?

Эти вопросы стали рамкой или каркасом внутренней структуры интервью по выявлению содержания памяти респондентов о крестьянских выступлениях 1921 года. Несомненно, уточняющие вопросы об истории восстания, об источниках информации, о местах памяти, практиках коммеморации и пр., которые были включены в первоначальный гайд, выполняли важную роль в этих интервью.

Ил. 2. Колесо исторической памяти. Рисунок Н. В. Валиевой, из личного архива В. Клюевой

Сложившаяся структура получила название «Колесо исторической памяти», внешне она похожа на обод колеса с восемью спицами, где каждая «спица» представляет собой вопрос, помогающий прояснить механизмы памяти и забвения респондентов, а также побудить их к рефлексии относительно содержания и формы коллективной и семейной памяти о крестьянском восстании 1921 года. Ее визуализация представлена на рисунке.

Метафора «колеса» помогает образно представить процесс исследования памяти респондентов. Она дает возможность, условно говоря, «прокатить колесо памяти» респондента по событиям почти 100-летней давности. Важно то, что такой подход помогает получить объемное представление о форме и содержании памяти респондентов о них в различных проекциях: в мыслях, чувствах и поведении, в оценочных суждениях, в их позициях относительно сохранения памяти и ее забвения, дает представление об источниках и трансляторах памяти о событии вековой давности.

Другим успешно используемым методом стала «Шкала памяти и забвения». Прямой вопрос о необходимости сохранения памяти о крестьянском восстании в большинстве случаев провоцирует социально одобряемый ответ.