Чужой

– Нет, уважаемый, решаю здесь именно я, – я поморщился, – без меня вы ничего тут не тронете. Если не хотите бойцов по округе собирать. Там две гранаты на борту, хрен снимете.

– Давай тогда сам показывай!

– Побежал уже. Вы, гады, чуть нас обоих на тот свет не отправили, подожди, сейчас встану…

Я медленно поднялся, летчица помогла. Боль в руке разгоралась и становилась все сильнее. Рука немела, пальцы почти не слушались. Подойдя к кузову, я аккуратно откинул тент, показывая партизанам фашистов.

– Вот документы, – показал я бумаги фрицев, – только из моих рук. Вы немецкий знаете? Тогда чего ручки тянете? – ехидно издевался я.

– Не умничай, сообразим, – командир отвернулся к своим и отдал какие-то распоряжения.

– Убедились? – вновь подал голос я.

– Ваши документы! – Аленка передала свои, я же стоял не двигаясь.

– А твои, герой? – с ухмылкой посмотрел на меня командир партизан. Молодой, кстати, лет тридцать всего.

– Откуда они у меня? Немецкие есть. Свои настоящие в части.

– Стало быть, ты у немцев служил? – посерьезнел командир. Что непонятно, всегда настораживает.

– Этого вам знать не нужно. Отведите в особый отдел, если такой есть. Если нет, дайте связь. Могу синим платочком помахать…

– А сразу нельзя было сказать? А то не знаю пароль! – упрекнул меня командир. Это был пароль общий, мне его комиссар партизанского отряда сообщил, на всякий случай. Это когда они мне Левитина вызвали прямо к себе в отряд.

– Да забыл, если честно.

– Ну, здарова тогда! – командир протянул мне руку. – Не злись, тебя еще вечером заметили, пока в отряд сообщили, пока сюда прибыли, ночь наступила. Думали, эсэсовцы облаву собрались устроить, вот и напали сами.

– Умно, если бы дело так и обстояло. В темноте могли всех покрошить. Да только вывод сделали неверный. Надо было плюс поставить, а вы сразу в минус записали.

– Откуда ж нам знать, кто вы такие, – искренне удивился командир партизан. – Давай мой человек машину поведет. Немцев тут нет, быстро вернемся в отряд, а там уж и поговорим.

– Да пожалуйста, все равно сам не могу, – поморщился я.

– Сейчас в отряд вернемся, у нас врач хороший, бывший хирург из брянской больницы, враз починит.

Доехали и правда быстро. Уже в отряде командир аж охренел, когда узнал, кого я в плен взял. Они тут в лесах и не подозревали, что такое возможно. А я еще похвастался, что это мой второй генерал вермахта за войну. Партизаны устроили классный обед. Оказывается, они полноценная боевая часть. Снабжаются с Большой земли, причем регулярно. Связь была, обо мне сообщили, о грузе так и вовсе в первую очередь.

Ждем самолет, насчет меня распоряжения будут позже.

– Товарищ Шульц, – меня в отряде звали немецким именем, настоящее я отказался сообщать. Левитин предупредил, еще тогда, перед командировкой в Ровно, что никто не должен знать истинную фамилию бойца, внедренного так глубоко к врагу, – я обязан вычистить рану, у вас же пуля там! Вы же не маленький, должны понимать, чем это чревато, – это меня местный дохтур пытается уговорить. А как я ему дамся, если мне назад к фрицам идти? Если вернусь раненым, это хорошо, меньше проблем будет, а так?

– Ждем самолет, – тихо ответил я, сил было очень мало, боль сильная. Может, все же дать очистить рану? – Ладно, док, обработай чем-нибудь вокруг, но шить не смей. Только обработай, не более.

– Я вас не понимаю… Пулю нужно немедленно удалить… Ладно, давайте, сделаю, что смогу.

Я вырубился почти сразу, как доктор притронулся к раневому каналу. Очнулся, рука болит, жар сильный, голова раскалывается. Рядом никого не было, пришлось вставать самому. Сполз с нар и шатаясь, побрел к выходу из землянки. На улице была ночь, холодно, но мне от этой прохлады было легче.

– Куда выполз, а ну марш назад! – услышал я строгий голос военврача.

– Жарко, дышать нечем, док, дай подышу спокойно. – Меня уволокли назад в душную землянку, не слушая мои протесты. Лег на нары, дали воды и обтерли лоб холодной водой. Стало легче. Врач приготовил какой-то порошок, заставил проглотить и ушел, обещав утром осмотреть. А под утро, около шести часов, появился мой командир. Я даже не сомневался, что он вновь сам пожалует.

– Ну ты и выдал, черт везучий! – обхватил он меня.

– И вам здравствуйте, Максим Юрьевич, – вяло откликнулся я.

– Опять чуть живой лежит. Как не встретимся, так ты какой-то полудохлый…

– Лучше, если бы был полностью дохлым? Сами засылаете, а потом удивляетесь…

– Дурак, что ли? – возмутился Левитин, но тут же перешел к делу: – Ты как, что делать думаешь?

– А что мне делать? Возвращаться нужно.

– Я, конечно, рад, что ты сам все понимаешь, но все же должен спросить. Ты уверен? Уверен, что выдержишь?

– Ехать больно уж далеко, – задумчиво ответил я, – вот в госпиталь бы сразу, это было бы лучше. Боюсь без руки остаться.

– Поблизости только Курск, но там ты уже был, как думаешь, не узнают?

– А черт его знает. А что, там один госпиталь?

– Не думаю, что один, но рисковать так…

– Мне тоже не хочется. Подожди-ка, – Левитин вышел и через минуту вернулся с командиром партизан.

– Как ты? – спросил партизан.

– Бывало и хуже, но от этого не легче.