Чужой

Рука болела, но было легче. У партизан я отказался вынимать пулю, это и помогло мне сейчас выглядеть как надо. Да еще и майор этот помог своей «безвременной кончиной». Уж мы позаботились о том, чтобы он сдох гарантированно. Он и сдох. Не представляю, сколько на этот раз мне понадобится времени на заживление моих ран, точнее раны. Усталость еще накопилась такая, что хочется пока просто валяться на чистой постели и вкусно кушать. О, только подумал, сразу в животе заурчало. Наверное, иду на поправку. А вообще, сейчас тут начнется. Откуда у вас столько ран, герр обер-лейтенант, где вы их получили, что-то странная какая-то манера штопки пулевых ран, как бы не русская… Ой, спрашивать и допрашивать будут долго, к гадалке не ходи. Шум, похоже, из-за пропажи командующего второй армией стоит серьезный, а уж меня как не допросить, ежели я с ним и был.

Уснуть не мог долго, все вспоминал прием у партизан, проводы Аленки, понравилась она мне, что уж говорить, я ж мужик, а она хорошенькая бабенка. Тьфу ты, черт старый. У меня дочурка там растет без отца, видел ее всего несколько раз. Чуть подольше без бабы побыл, и все, увидел смазливую мордашку и сомлел. Ловлю себя на мысли, что не могу перестать вспоминать летчицу. И чего я на ней так зациклился? Она ж малая совсем, я никогда не любил девок моложе себя, ну не нравились они мне. Всегда казалось, что они поголовно глупые. Хотя у меня и Валюшка молодая, да еще какая! О, вот так и надо, подумал о ней, вспомнил первое свое ранение, как она меня выхаживала, баньку, что познакомила нас поближе, и все остальное также вспомнил. Не заметил, как все же уснул.

Утро было вполне себе добрым. Едва проснулся, меня отлично накормили, а после завтрака отвели в общую палату. Приняли хорошо. У фрицев не больно принято тесное общение, оно возможно только между очень хорошими знакомыми. Со всеми поздоровался за руку и представился. Оказалось, это офицерская палата, самый младший по званию тут лейтеха-танкист. У парня лет двадцати двух отсутствовала нога и сильно обожжено лицо, но он ведет себя довольно бодро. Может, оттого, что уже знает, для него война кончилась, скоро домой, будет как страшный сон вспоминать иванов. С соседом у нас койки стояли рядом, лишь непременная тумбочка между ними, мы все же разговорились.

– Ты на танкиста так не смотри, не любит парень. Им здорово досталось под Воронежем, русские устроили там филиал ада.

– Тебе показалось, ничего плохого я не думал… – О, фриц, вот когда вам под Курском наваляют, вот там вы задумаетесь.

– Да я о сострадании. Парень не любит, когда жалеют его, говорит, сам виноват.

– Зря он так. Не сам же себя сжег…

– Да, иваны дали нам прикурить, то ли еще будет… Эх, как все было хорошо год назад, теперь, думаю, нам бы ноги унести… – сосед начал вести речи, за которые легко попасть в гестапо, надо быть осторожнее.

– Отто, не думаю, что нам нужно падать духом, все же нас не убили.

– Эх, Генрих, послушай старого вояку, – мой сосед был в звании гауптмана, – я давно в армии. Точно тебе говорю, иванов теперь не остановить. Буквально вчера слышал, что всем госпиталям уже приказ зачитали эвакуировать персонал и раненых на запад.

– Да ты что, – удивился я, – не слыхал.

– Вот так, парень, – кивал гауптман, – ты же сам с фронта, или думаешь, что это временные трудности?

– Я не знаю. Извини, Отто, я не с передовой, нас накрыли в тылу.

– Странно, ты не похож на тыловую крысу, – поморщился сосед, – откуда ты?

– Несколько месяцев назад был в районе Воронежа. После госпиталя так и не вернулся, отправили в запасной, да там и накрыли по новой.

– Партизаны?

– Сначала попали под бомбежку русских, а потом да, бандиты напали.

– Бывает, все же я прав, ты окопник?

– Так-то да, конечно, ты прав. Пехота.

– Ходить можешь? Пойдем, покурим?

– Мне бы отлежаться чуток, никак не согреюсь еще, в лесу продрог до костей, постоянный снег с дождем, русские не больно стремились о нас заботиться.

– Так ты в плену был, что ли? – удивленно, но не брезгливо воскликнул Отто. Я бы даже сказал, что он обалдел.

– Да, – честно ответил я.

– Как же ты здесь оказался? Русские же всех убивают? – О, жертва пропаганды.

– Почему? Нас они не трогали, – пожал я плечами. – Ну, сначала помяли, конечно, потом ничего, вот, даже сбежать смогли. Правда, мне повезло, а майору, который со мной был, нет.

– Вас там чего, всем штабом захватили?

– Ой, Отто, там такое было, не хочется даже думать.

– Забудь, никто не хочет вспоминать, как попался на зуб иванам. Я вот тоже не хочу. Я служил в гаубичном полку, нас накрыли штурмовики. Мне повезло чуть больше остальных, посекло немного осколками, двенадцать штук достали, но живой.

– Везунчик, – восхитился я. А сам подумал, что его могла и Аленка штурмовать, жаль не убила!

– Наверное. Бомба упала рядом, между двумя орудиями. Оба расчета в кашу, а мне почти ничего. Только оглох сначала да сознание потерял. Очнулся, а меня вытаскивают с позиций. Ладно, забыли. Откуда ты, Генрих? – Блин, да он почище гестаповца будет.

– Трир.