Чжуанцзы

Вскоре Темнеющее Око пришел к Лецзы и у дверей увидел множество туфель. Обернувшись лицом к северу, как подчиненный, Темнеющее Око оперся подбородком о посох, нахмурился и, постояв немного, молча вышел. Принимавший гостей доложил от этом Лецзы. Лецзы босой, с туфлями в руках побежал за Темнеющим Оком и, догнав у ворот, спросил:

– Поскольку вы, Преждерожденный, пришли, не дадите ли мне совета?

– Все кончено! Я же предупреждал, что люди станут искать у тебя защиты. Это действительно так. Способный привлечь других, чтобы стекались к тебе, ты оказался не способным помешать искать у тебя защиты. К чему это? Стоит результату разойтись с предвидением, и непременно получится огорчение. Оно бессмысленно и поколеблет твои способности. Никто из последователей этого тебе не скажет. Вся их мелкая болтовня – яд для человека. Без пробуждения, без сознания разве помогут созреванию друг друга?

Искусный трудится, знающий печалится, неспособному же не к чему стремиться. Наевшись досыта, скитается в праздности, подобно отвязавшемуся в половодье челну, пустой движется по воле волн.

Чжэнец Педант учился в местности рода Одетых в Меха[257], благоговейно повторяя все нараспев. Через три года стал конфуцианцем, и милости потекли к нему рекой на девять ли, благодеяния распространились на три рода. Младшему же брату он велел стать моистом. Когда пошли споры между конфуцианцами и моистами, отец Педанта помогал Мо Ди, и через десять лет Педант покончил с собой.

Отец увидел Педанта во сне, и тот сказал:

– Ведь это я велел вашему младшему сыну стать моистом. Почему бы вам не взглянуть на мою могилу и не убедиться, какие над ней могучие кипарисы?[258]

То, что творит вещи, воздает человеку, но воздает не самому человеку, а его природе. Педант, конечно, принудил брата, но, чтобы презирать своего отца, человек должен считать себя выше других. С тех пор как подрались цисцы, которые пили воду из одного колодца, стали говорить: «В нынешнем мире все – Педанты». По этой-то причине и пользуется незнанием тот, кто обладает достоинством, а тем более тот, кто обладает Путем. В старину это называлось: «избежать кары природы».

Мудрый обретает покой в том, что дает покой; не ищет покоя в том, что не дает покоя. Дюжинный человек ищет покой в том, что не дает покоя; не обретает покоя в том, что дает покой.

Чжуанцзы сказал:

– Познать Путь легко, не говорить о нем трудно. Познавать и не говорить – так достигнешь естественного. Познавать и говорить – так достигнешь человеческого. Древние люди обращались к естественному, а не к человеческому.

Чжу Легкомысленный был учеником Урода Полезного, учился убивать драконов. Разорил свою семью, обладавшую тысячей золотом, и за три года овладел мастерством. Однако своему искусству он не нашел применения.

Мудрый и необходимое не считает необходимостью, поэтому не обладает оружием. Дюжинный человек считает необходимостью и не необходимое, поэтому обладает многим оружием. Послушен оружию, поэтому и пускает его в ход при своих домогательствах. Но тот, кто полагается на оружие, гибнет.

Мелкий человек в своих знаниях не выходит за пределы свертка с подарком и дощечки для письма. Он утруждает свой разум незначительными препятствиями, а хочет всемерно помогать Пути и всем вещам и в великом единстве с ними очищать свое тело. Подобные ему, не зная первоначала, обременяя свое тело, блуждают во вселенной.

Другой же, настоящий человек, обращается разумом к безначальному и сладко дремлет в небытии. Он подобен воде, которая течет без формы и, просачиваясь, обнаруживается в великой чистоте.

Как печально! Ведь, обратив свои знания на кончик волоска, не познаешь великого покоя.

Жил среди сунцев Цао Торгаш. Отправил его сунский царь послом в Цинь и дал ему с собой несколько колесниц. А Торгаш сумел угодить циньскому царю, и колесниц у него стала сотня.

Вернувшись в Сун, Торгаш встретился с Чжуанцзы и стал над ним смеяться:

– Вы живете в самом закоулке нищей деревеньки, от нужды плетете сандалии. У меня, Торгаша, конечно, нет ни такой длинной иссохшей шеи, ни такого желтого лица. Зато стоило мне вразумить властителя тьмы колесниц, и за мной последовала их сотня.

– Уходи прочь! – ответил Чжуанцзы. – Когда циньский царь хворал, он звал лекарей. Тот лекарь, что вскрыл чирей и удалил легкую опухоль, получил одну повозку; тот, что вылизал геморрой – пять повозок. Чем ниже способ лечения, тем выше награда. Как же ты лечил его геморрой, что заслужил столько колесниц?

Луский царь Айгун спросил у Яня Врата Бытия:

– Будет ли лучше в царстве при Конфуции? Я считаю его даровитым деятелем.