Чжуанцзы

В учение древних входили такие положения: чтобы быть готовыми к неожиданным бедствиям, исправлять все по плотничьему правилу и с помощью туши, не приучать молодое поколение к роскоши, к расточительству, к блеску в числах и установлениях. Услышав о таких наставлениях, обрадовались Мо Ди и Цинь Гули, но стали проводить их чрезмерно строго. Назвав это бережливостью, они провозгласили отказ от музыки, чтобы живые перестали петь, мертвых перестали одевать. Мо-цзы учил всеобщей любви и пользе, а также отрицанию войны. Не допуская гнева, его учение требовало любви к обучению, привлечения сторонников, но не было тождественным учению ранних государей и разрушало обряды и музыку древних. При Желтом Предке была песня «Восход солнца», при Высочайшем – «Великое уложение», при Ограждающем – «Великое цветение», при Молодом Драконе – «Великое лето», при Испытующем – «Великий разлив», при царе Прекрасном – «Согласие в каре», царь Воинственный с Чжоугуном создали «Воителя»[262]. В древнем похоронном обряде был ритуал для благородных и для презренных, были ранги для высших и низших: гроб внутренний и саркофаг для Сына Неба – семикратной толщины, для правителей царств – пятикратной, для великих мужей – троекратной, для мужей – двойной толщины. Ныне только один Мо-цзы учит, чтобы живые перестали петь, мертвых перестали одевать, чтобы, как правило, стали делать гробы из дриандры толщиной в три цуня, без саркофага. Учить этому людей – значит, пожалуй, их не любить, действовать так самому – значит, конечно, не любить самого себя. Учение Мо-цзы еще не потерпело поражения, но разве достойно человеческой природы осуждать пение, когда поют, осуждать плач, когда плачут; осуждать радость, когда радуются. Жизнь Мо-цзы прошла в тяжелом труде, похороны его были бедными, учение его очень жестокое. Оно велит людям печалиться, горевать, его трудно осуществить и, боюсь, нельзя считать учением мудрого. Оно противоречит сердцам Поднебесной и для Поднебесной невыносимо. Хотя сам Мо-цзы мог его выполнять, но что было делать с Поднебесной? Оно отделилось от всей Поднебесной и далеко ушло от учения древних государей.

Восхваляя свое учение, Мо-цзы говорил:

– В старину Молодой Дракон преградил путь потопу, проложил русла рек и потоков, открыл дороги во все девять областей и ко всем четырем странам варваров. На трехстах знаменитых реках, трех тысячах притоков, малых же речках без числа Молодой Дракон сам брал в руки мешки и лопату, смешивал воды для стока в девять рек Поднебесной. У него стерлись волоски на икрах и пушок на голенях. Умывал его проливной дождь, причесывал быстрый ветер. Он учредил тьму царств. Молодой Дракон был великий мудрец, а так утруждал себя ради Поднебесной.

Поэтому моисты следующих поколений одевались большей частью в шкуры и платье из грубого сукна, носили деревянные сандалии или плетенные из соломы, не отдыхали ни днем, ни ночью и считали высшим благом тяжкий труд. Они говорили: «Тот, кто на это не способен, отрицает путь Молодого Дракона и недостоин называться моистом».

Ученики Сянли Циня – слуги пяти правителей. Южные моисты, такие как Гу Ху, Цзи Чи, Дэнлинцзы[263], все распевали основу учения Мо[264], но каждый по-своему обманывал вдвойне, называли же друг друга отдельной ветвью моистов. Они поносили друг друга в спорах о том, что такое «твердость» и «белизна»[265], что такое «тождество» и «различие»[266], отвечали друг другу речами о различии между единичным и парным[267]. Наиболее выдающийся считался мудрецом, и все стремились сделать его Покойником, главой, в надежде на преемство в следующем поколении. Это не прекратилось и поныне.

Замыслы Мо Ди и Цинь Гули были истинными, а поступки – ложными. Они повели к тому, что моисты последующих поколений лишь состязались друг с другом, изнуряя себя в труде до тех пор, пока не стирались волоски на икрах и пушок на голенях. В смуте они первые, в управлении – последние. Несмотря на это, сам Мо-цзы воистину лучший из людей Поднебесной, и другого такого не найти. Пусть иссох, как сухое дерево, от него нельзя отказаться, он действительно талантливый муж.