converted file c4f5bee8

помине. Какое-то глубокое несчастье поразило ее, разбило всю ее жизнь — и Элиза до сих пор так

и не смогла оправиться от этого удара. Лекарь догадывался, что это могло быть за несчастье.

Богатый любовник бросил. Сделал ребенка и бросил.

Обычное дело. Самое обычное дело в этом мире, где некоторые люди до сих пор почему-то

воображают, что существует некая великая «высшая справедливость».

Впрочем,   личные   проблемы   Элизы   Хенброк   касались   магистра   медицины   Иеронимуса

Валонта   в   самую   последнюю   очередь.   Кроме   только   одной   проблемы   —   проблемы   здоровья

Элизы. За это Иеронимусу Валонту платили деньги, и в этом деле он был готов помочь ей, как мог.

— Ну-с, как мы себя сегодня чувствуем? — Бодреньким голосом спросил он, присаживаясь

на стул возле ее кровати.

Элиза — бледная, со слезящимися глазами, распухшим носом, с ног до головы укутанная

пледами  и  одеялами  —  слабо  кивнула.   Закашлялась,   торопливо  приложила   к   губам   шелковый

платочек.   Когда   она   платочек   от   губ   отняла,   доктор   успел   увидеть   сгусток   беловатой   слизи,

мокрым пятном расползавшийся по тонкой ткани. Потом Элиза торопливо платочек свернула и

сунула под подушку: пусть даже и доктор, все равно неудобно.

Когда Элиза возвращалась в город, она думала о Эксферде, о Терейше, о своей несчастной

любви, о разбитой жизни — о чем угодно, но только не о своих сиюминутных удобствах. Ехала

35

она хотя и в закрытых, но насквозь продуваемых повозках, а пару раз — в обычных крестьянских

телегах, спала где придется и как придется — и вот результат.

— Спасибо, доктор. Хорошо.

«Любопытно, — подумал Иеронимус Валонт. — Зачем она врет? «Хорошо»! Как же! Я

даже отсюда чувствую, как она горит. Интересно, это что у нее, гордость такая своеобразная? Или

деньги кончились?.. Плохо, если второе... Плохо... Хотя непохоже — вон до сих пор в каком доме

живет! В чем же тогда дело, а?..»

Он потрогал лоб Элизы, заставил открыть рот и заглянул в него, приложил коротенькую

медную трубочку широким концом к ее груди, а тонкий запихал себе в ухо и заставил Элизу

некоторое  время глубоко дышать. Потом задал несколько вопросов, фильтруя для себя ответы

Элизы, так как было очевидно, что по некоторым, ей одной известным причинам, она во что бы то

ни   стало   стремится   приукрасить   правду.   Потом   провел   еще   пару   простеньких   медицинских

ритуалов — из числа тех, которые используются врачами для предварительного осмотра больных.

Хотя ему и так уже все было ясно. Ему все было ясно еще во время первого визита. Но надо было

потянуть   время,   создать   некую   видимость   деятельности,   убедить   Элизу   в   собственной

необходимости и незаменимости.

Иеронимус   Валонт   был   молодым   врачом.   Ему   необходимо   было   выглядеть

респектабельным, солидным и независимым, подобно его более старшим коллегам — а вот денег

на солидность и респектабельность у него еще не было. Потому он и крутился, как только мог.

Старался создать хотя бы видимость оных положительных достоинств.

— Так-с, — сказал он, доставая из сумки какие-то крохотные сверточки. — Вот эти вот

порошки. Три раза в день. Да-с... Капли у нас еще есть?

— Да, доктор. Я все делаю, как вы велели.

— Ну, вот и правильно, голубушка. Недельки две еще полежите, а там и видно будет...

— Две недели?!.

— Да, да. Две недели, никак не меньше...

— А нельзя ли побыстрее? — Элиза смотрела на него почти умоляюще, но Иеронимус

Валонт только огорченно руками развел.

— Тут уж ничего не поделаешь. Значит так. Вставать старайтесь поменьше, и и уж тем

более из дому, пока не поправитесь, не выходите... Две недели всего. Не переживайте так, — он

ободряюще похлопал ее по руке. — Это не так уж много. Пролетят — сами не заметите... Я ведь

все-таки не волшебник.

Элиза убрала руку.

— Конечно, — тихо сказала она, отворачиваясь. — Лучше бы я к знахарке обратилась.

Любая бы знахарка в миг бы эту порчу сняла.

Магистру медицины Иеронимусу Валонту захотелось ударить Элизу чем-нибудь тяжелым,

наорать на нее и наговорить ей кучу гадостей, но он ничего такого не сделал. Печальное состояние

собственного кошелька удержало его от этого, более чем опрометчивого, поступка.

— Ну вот, опять вы за свое, — сказал он тоном доброго папочки, вынужденного изобразить

некоторую строгость по отношению к своему ненаглядному, но донельзя избалованному чаду. —

Опять вы об этих предрассудках. Никто на вас порчу не наводил, это типичное...

—   Нет,   наводил!..   —   Процедила   Элиза,   поворачиваясь  обратно.   Валонт   увидел  теперь,

почему она отвернулась — она плакала, и не хотела, чтобы он это видел. — Наводил! Я вам

рассказывала про ту старуху... Это она виновата!..

Иеронимус Валонт уже слышал эту историю. В какой-то безызвестной деревушке нищая

старуха подошла к Элизе и стала выпрашивать милостыню. Элиза ей ничего не дала. Старуха,

вцепившись в рукав дорогой Элизиной шубки, со слезами на глазах, принялась умолять ее именем

Пресветлого Джордайса... Видать, с утра уже набралась, старая грымза, а опохмелиться не на что

было... Элиза, естественно, ей снова отказала...