converted file c4f5bee8

брата. Рамхель посмотрел на отца — человека, который двадцать лет был для него дороже всего на

свете,   перед  которым   он  преклонялся   и  которого  едва   ли  не   боготворил...   Посмотрел  —  и  не

вспомнил о тех четырех месяцах, когда Рихарт унижал его и смешивал с грязью. Посмотрел — и

увидел,   что   Рихарт   смотрит   на   него,   пытается   что-то   сказать,   но   не   может,   и   рот   старика

открывается беззвучно, как у рыбы, выброшенной на берег. Рамхель отвернулся и вонзил кинжал

себе в сердце.

— Не-е-ет!!! — Во всю мощь своих старческих легких возопил Рихарт Руадье. На этот раз

ветер не стал препятствовать его крику.

—   Ты   воспитал   отважного   сына,   Руадье,   —   прошептал   он   в   уши   виконту,   когда   у

последнего сорвался голос. — Это был лучший из трех. Теперь пришла очередь заняться младшим.

Он   произнес   последнюю   фразу   достаточно   громко   —   так,   чтобы   Арман,   по-прежнему

парящий под потолком, тоже услышал ее.

—   Не   надо!   —   Закричал   семнадцатилетний   мальчишка,   гордый   и   выскомерный,

остроумный и  честолюбивый  не  по годам,   третий сын Рихарта,   которого  виконт  считал  своей

копией. — Не надо, пожалуйста! Не надо!.. Я все сделаю, все, что вы хотите, только не убивайте

меня!.. Пожалуйста!..

— Рихарт! — Прогремел ветер, уже не в силах скрыть свое торжество. — Мне кажется, ты

немного ошибся в своих сыновьях!

И убил младшего.

— Господи, нет! — Рихарт снова почувствовал, что падает. Почему он еще жив?! Почему

проклятое сердце до сих пор бьется в груди старика? Лучше тысячу раз умереть, чем видеть все

это... — Боже мой, мои мальчики!..

— Твои мальчики? — Переспросил ураган его собственным голосом. — Но ведь Рамхель

был мразью, трусом, изгоем. Разве ты не рад, что так удачно избавился от него?

— Убийца!.. — Выл Рихарт, похожий сейчас на смертельно раненного зверя. — Будь ты

проклят! Будь... проклят...

— Ты будешь жить, потому что Рамхель заплатил за тебя своей жизнью.

Ответ Рихарта уже не был осмысленным. Стоя на коленях, он бессмысленно раскачивался

то взад, то вперед. Его сотрясали рыдания.

— Не думай, — сказал ветер, еще раз облетев разгромленную столовую. — Что Рамону

повезло больше. Я встретил его первым. Вот уже три недели, как его душа принадлежит мне.

— Ложь!!!

— Нет, папа, — на этот раз чудовище заговорило голосом Рамона. — Он убил меня на

корабле Ноэса Лаувельта. Меня и всех остальных тоже. Из-за какого-то греха, которого ты даже не

помнишь... Зачем мы умерли, папа?..

— Не надо, — взмолился Руадье в пустоту. — Господи, пусть это окажется ложью!..

— У тебя будет еще много времени для разговоров со своим богом, — ответил ветер, и это

было последнее, что он сказал несчастному старику. Он разрушил замок, разобрал его по камешку,

а  потом,  как ребенок возводит на  месте  упавшей башни из  деревянных кубиков  что-то новое,

сложил иную постройку — грандиозный склеп для семьи Рихарта Руадье. Все трупы, а так же то,

что от них осталось, он раскидал на равном растоянии от виконта, которого поместил в центр

своего сооружения.

Никаких выходов из этого склепа он не оставил.

Виконта он убивать не стал. Причитания обезумевшего старика ласкали его слух, когда он

покинул остров и устремился дальше на север.

8

32

...Зима   выдалась   тяжелой.   А   какой   ей   еще   быть,   если   в   доме   только   две   женщины   —

старуха и слепая, а мужчины и в помине нет? Еще осенью Элиза наглухо закрыла двойные ставни

и, как могла, законопатила все щели — только толку от этого чуть, потому как дров все равно

недостает. Дрова надо было заготовлять еще летом, но кто будет их колоть?

Старуха?

Слепая?

У них был небольшой запас — помог Вельган, соседский паренек, племяник Ульрики. Но

ведь не станешь же с него требовать, чтобы наколол всю поленицу до верху! Сколько сделал —

столько сделал, и на том спасибо, потому как за работу все равно отблагодарить нечем. Вот и

расходовали   они   дрова   экономно,   только-только   чтобы   поесть   приготовить.   И   тихо   при   этом

молились   Джордайсу,   чтоб   хоть   как-нибудь   со   своим   запасом   до   весны   дотянуть.   Тепло   из

большой   комнаты   выветривалось   быстро,   в   доме   было   лишь   немногим   теплее,   чем   на   улице.

Подойди к окну, протяни к ставням ладонь, и возникнет чувство, как будто прикасаешься ко льду

— а ладонь еще ой как от окна далеко находится... Стены так и излучают холод, по ногам гуляют

сквозняки,   еда   —   плохая,   и   с   каждым   днем   все   хуже:   высушенные   летом   травы,   а   теперь

размоченные в воде, квашенная капуста, пшеничные зерна, сырые луковицы со стойким запахом

гнили... Десны у Элизы и Лии пока еще не кровоточили. Пока. Элиза знала, что хуже всего будет в

конце зимы, когда не останется даже того гнилого лука, который они с осени хранили в подполе.

С тех пор, как начались холода, они спали в одной постели. Перемещаясь по дому, они

кутались во что только могли, но одежды у них тоже оставалось не так уж много, слишком многое