CoverUP

Ева опять попыталась закричать, на этот раз у неё все — таки получилось, крик вырвался неожиданно громкий, полный внутренней силы, которой у неё, казалось, совершенно не осталось. Как на последний оплот в мире праха, который окружал её плотным кольцом, подступая все ближе, она бросила взгляд на татуировку. Игриво завязанный бантик на её глазах вдруг стал развязываться, Ева физически почувствовала, как шелковая ленточка, уже не сдерживаемая узлом, ласково скользнула по её ноге. Место, которое только что покинула татуировка, сразу же опало, скукожилось, пошло волнами дряблой кожи. От ноги, словно круги по воде, дряблость и старость радостно поплыли по всему остальному телу. Свесились куски кожи на бедрах, в немощные складки собралась кожа на только что светлом и упругом животе. Руки прорезали набухшие вены, Ева уже сама не своя от ужаса, увидела, как тыльная сторона ладони покрывается тонкими пергаментными морщинами, рука становится похожа на обезьянью лапку.

— Это все бред! — закричала Ева, и словно в ответ на её слова раздался звонок в дверь. Она забилась на полу, пытаясь подняться, но сил оставалось все меньше, а ползущая по её телу старость, отпущенная развязавшимся бантиком, проникала уже в самые дальние уголки организма, притупляя слух и зрение, вызывая мелкий тремор в конечностях и невыносимую ломоту в пояснице.

Ева уже слабеющим голосом выкрикнула что — то невразумительное опять. Очевидно, Адам её услышал, потому что звонки прекратились, раздались резкие глухие толчки, от которых мебель в коридоре заходила ходуном. Он явно начал опять выламывать дверь. Но только она подумала, что спасение уже близко, как слепая и глухая темнота накрыла её. Эта темнота сжала её судорожно трепыхающееся маленькое сердечко и сдавила его с такой силой, которой ничто человеческое не могло противостоять. Ева, от которой остался древний скелет, обтянутый пергаментной, рвущейся от порыва сквозняка кожей, ушла в мир столь ненавидимого ей тлена. Навеки сжав непослушными фалангами крошащихся пальцев, ленточку от игривого, не несущего никаких негативных эмоций бантика.

Адам в эту минуту уже выломал дверь, и ринулся на кухню, откуда раздавался крик обожаемой им сестры. Но было уже поздно. Так же поздно было и для звонка мобильного телефона, который в эту трагическую минуту огласил квартиру Евы бодренькой, веселой мелодией.

* * *

— Позвоню позже, — сказала сама себе Яська, послушав долгие гудки и все объясняющую фразу «абонент не отвечает». И дала отбой. Хотя абонент не отвечал и вчера вечером, и сегодня утром, телефон незнакомой Евы отключен не был, и это давало надежду, что Яська все-таки сможет дозвониться до девушки.

Глава пятая. В нашей истории очень вовремя появляется массажист, но очень ненадолго

Она сладко потянулась в шезлонге, пытаясь прятать от жгущих лучей лицо в тени густой кроны пышного дерева. Яська не выспалась сегодня, но прекрасное солнечное утро скрыло все недоразумения минувшей ночи, при свете яркого солнца на голубом небе все сразу встало на свои привычные, очень симпатичные места. В общем, Яська понимала в этот момент, что всему есть объяснение и все можно поправить, если постараться.

Но расслабляться ей не стоило. У калитки переминался Гера, и вид у него был довольно несчастный.

— Ларик не отзывается, — оправдываясь, жалобно забормотал он. — Дрыхнет еще, наверное. А у меня…. Посмотри….

Яська посмотрела. И охнула. Правая штанина Геры была разорвана. Очень классически: по прямой линии снизу-вверх, от самого низа до бедра. Самое паршивое в этом было, что сквозь грязный потрепанный край разрыва, заляпанного кровью, просвечивала рваная рана.

— Поможешь? — жалобно спросил Гера, и Яська, преодолевая приливавшую дурноту, выдохнула «Ну, конечно». После увиденного накануне, оказалось, что она вообще не очень хорошо переносит вид погибающих людей вообще, и раненых — в частности.

Через несколько минут Гера, уже не столь кровоточащий, но не менее трагический, развалился на любимом Яськином шезлонге, в одних плотных трусах-боксерах, вытянув ногу с обработанной раной, и жаловался на жизнь. Яська, устроившись на крыльце, зашивала его штаны суровой светлой ниткой и недовольно косилась на внезапно оккупированный шезлонг. Гера, как истинный страдалец, красноречивых взглядов не замечал.

— Это был всегда очень мирный пес, — недоумевал Гера. — Ласковый. Ну, ты же знаешь Тумбу?

Яська, не отрываясь от своего безыскусного рукоделия, кивнула.

— Это он тебя так? — недоверчиво спросила Яська, потому что, и представить себе не могла общего любимца в роли дикого зверя.

— Честно говоря, больше похоже, что ты в чужой сад лез и о гвоздь на заборе зацепился.

Гера горячо заверил:

— Вот именно! Яська, он мне как брат был…

Девушка в этом месте чуть не поперхнулась ниткой, и Гера понял, что с трагизмом он чуть перебарщивает. Поэтому снизил градус пафоса.

— Я иду себе, задумался….

— Кстати, как Алина? — догадалась о причине Гериной задумчивости Яська.

Он покраснел.