CoverUP

Она, быстро и не останавливаясь, прошла мимо огромного свального помещения с совершенно неприличными низкими ценами. Там толклось много некрасивого народа. Толстые тетки, начинающие расплываться раньше времени, нищие студенты с явно быстротечной молодостью на лицах, которые по всем приметам ещё год — два и покроются морщинами беспокойства и неумения наслаждаться жизнью, странные мужчины с затравленными взглядами. Они рылись в больших тележках и выхватывали из них наваленные тряпки, лица у этих людей были озабоченные каким — то животным инстинктом. Будто находились на охоте, и, схватив загнанную добычу, устремлялись к кассе, гордо вываливая на ленту тряпки позора своего.

Не остановилась Ева и около слишком «дамских» витрин, какими бы престижными ни были бренды. Если у кого есть желание раньше времени становиться «тетками», пусть и в роскошных нарядов, они могут себе это позволить. Но лично она, Ева, не собирается становиться прообразом «королевы — матери на торжественном выходе».

Ева знала, куда она идет. И пусть в этом недешевом бутике для девочек — подростков она встречала иногда недоуменные взгляды, когда выяснялось, что платья она берет на примерку для себя, все же это был особый рай. Рай вечной молодости, коротких топиков с кружевной отделкой, тончайших, подчеркивающих фигуру в полете, просторных свитшотов, мягчайших джинсов с кучей блестящих стразов.… И главное — платья.

Платья Ева всегда покупала только здесь. В горох и полоску, с контрастной отделкой и бантиками, приталенные и свободные, кружевные и шелковые, шифоновые, вискозные. Это были настоящие произведения искусства, которые мягко садились на талию, ласкали подолом ноги, заставляли чувствовать себя гибкой, ловкой, женственной. Пантерой перед прыжком. Если бы это было возможно, Ева осталась бы жить в этом нежном, разноцветном раю.

— Мама, а почему эта тетка прикладывает платье к себе? — до Евы донесся противный визгливый голосок девочки — подростка, с невнятным выражением перебирающей до невозможности узкие джинсы, разложенные под заветным объявлением «Минус семьдесят процентов». Беспощадная тинейджерка была худа, вертлява и некрасива, но — Боже! — какой тонкий нежный свет шел от её кожи! Она словно светилась изнутри, и Ева ненавидела всех этих девчонок за чистоту света, который у неё самой с утра ещё был ярок, но к вечеру мутнел, становился тяжелым и грузным, а к ночи совсем пропадал.

Мама, к которой обращалась противная девочка, задумалась, очевидно, прикидывая, что у Евы по возрасту не может быть такой взрослой дочери, которой бы она выбирала наряды. Через минуту до Евы донеслась фраза:

— Может, племяннице? Или знакомой?

Ева обернулась с вешалкой, на которой струилось и переходило из одного цвета в другой платье-хамелеон, и посмотрела в упор на уже порядком вытолстившуюся маму и некрасивую, но очень самоуверенную девочку. Мама сконфузилась, поняла, что Ева услышала их разговор, а дочка ответила взглядом наглым и в упор.

— Я беру на себя. — Произнесла Ева, четко отделяя каждое слово. — Понятно? А ты…

Она прожгла глазами подростка:

— Ты уже через пару лет станешь такой же развалиной, как твоя мать, и будешь ходить на шопинг в «Крупные люди». Бантики для тебя закончатся очень скоро. А для меня — нет.

Расплывшаяся женщина, почувствовать, что все, кто находился в бутике, пристально и жадно прислушиваются к разгорающемуся конфликту, схватила свою дочку и быстро выскочила из бутика. Ева победно осмотрела поле боя. Если бы все проблемы решались так просто….

Она выбрала платье. Практически невесомый хлопок, по нежно-розовому, зефирному полю разбросаны стремительные темные сигналы — ласточки в полете, под цвет и в противовес резкости ласточек — темный круглый воротничок.

Ева принесла платье домой, хотя ей до неприличия хотелось надеть его прямо в магазине, чтобы сразу же стереть чужие прикосновения. Но сначала нужно было принять душ.

Тугие струи прохладной воды жизнеутверждающе били по телу, смывая пот и налипшие к нему молекулы чужих людей.

Ева взяла жесткую мочалку, сделала воду погорячее и с остервенением стала тереть плечи. Минуты через три беспощадного очищения Еве стало легче. Она опять входила в свое любимое состояние — свежести, чистоты, легкости. Была бы её воля, она не выходила бы из своей квартиры вообще. Проводила бы все прекрасное время наедине со своими прекрасными платьями и флаконами с духами. Ничто чужеродное не проникло бы в её святая святых, в её башню из слоновой кости, в её храм вечнозеленого бога молодости.