CoverUP

Ева притормозила. Зависимость от брата выводила её из себя, но сейчас приходилось играть по его правилам. Черная полоса затянулась, со времени сокращения Евы на последнем месте работы прошло уже несколько месяцев, и без Адама ей было не преодолеть этот мрачный период времени. Больше всего на свете Еву пугало состояние беспомощности.

— Ладно, слушаю. — Вздохнула она и остановилась совсем.

— Почему ты не связалась со мной, когда вернулась? — Адам злился и тревожился одновременно. Это было его постоянное чувство к ней.

— Откуда ты знаешь, что я вернулась?

— Ева, не будь ребенком! Тебя видели все соседи.

Еву раздражало любое упоминание о возрасте, поэтому на столь невинную фразу Адама она взвилась белым факелом в красный горох:

— Какое дело этим соседям, уехала я или вернулась? Почему и ты, и они вечно следите за мной?!

— Мы беспокоимся, — уже более миролюбиво произнес брат. — Как у тебя, не вышло с санаторием?

— Ты же уже понял, что нет. — Ева тоже сбавила обороты. — Но все под контролем. Я вернулась и как раз сегодня уже возвращаюсь с собеседования.

— Да?! — радостно — недоверчиво спросил Адам.

— Балда! — не удержалась сестра. — Все в порядке. Я в норме.

Даже по телефонному разговору чувствовалось, что Адам повеселел.

— То есть, ты вышла из дома? Ты не будешь больше запираться?

— Как раз сейчас я стою на середине довольно оживленной улицы. А до этого ехала в переполненной маршрутке. Так что я в полном порядке.

Она сказала про маршрутку и прикусила себе язык. Тон Адама опять сменился с радостного на тревожный. Он не знал наверняка, что она экономит на еде и такси, чтобы покупать новые вещи. Но догадывался.

— Ева, я подкидываю достаточно денег, чтобы ты не садилась в маршрутку.

Девушке было неловко. Она понимала, что у Адама работа, жена, двое детей, свои дела, а он постоянно должен заботиться о ней. Она его не просила, никогда не просила заботиться о себе, но он все равно это постоянно делал, и от этого в ней постоянно зрело раздражение. Такие уж у них были взаимные родственные чувства: пронзительная тревога и постоянно сдерживаемое раздражение.

— Это был эксперимент, и он закончился удачно, — вывернулась Ева.

— Ладно, — сказал Адам, — вечером зайду.

И отключился. Еве не хотелось, чтобы он заходил вечером. Но времени до его визита ещё оставалось предостаточно, и она решила не думать о неприятном, а отправиться туда, куда намеревалась. Она имеет право на праздник жизни. Все ещё имеет.

В торговом центре творилось самое любимое Евой приключение — летние распродажи. Все бренды, даже шикарные и дорогие, становились родными и доступными. Можно было войти в бутик, в который при обычных обстоятельствах и носа казать было страшно от ощущения невозможности и собственной несостоятельности, и повысить самооценку хотя бы мыслью: «О, это я могу купить. Я! Это! Здесь! Могу! Купить!».

Ева, не торопясь, дефилировала по просторным залам, старательно обходя корзины с накиданным тряпьем, выставленным совсем за бесценок и захватанным разными руками ничуть не меньше, чем одежда в маршрутке. Скорее всего, даже больше. Ей нужно было что-то девственное и уникальное. Она подумала вдруг, что поездки в маршрутке, после которых она, как правило, выкидывала одежду и обувь, обходятся ей гораздо дороже, чем такси, но решила тут же эту мысль забыть. Потому что было в этом действе нечто сакральное и глубинное. За муки получать вознаграждение. Дальше этой мысли соваться было опасно.

Ева один раз в жизни общалась с психотерапевтом. По милости Адама. Тогда она закрылась в квартире на несколько дней, и все это время лежала в ванной, меняя воду и душистую пену. Она израсходовала тогда все свои благовонные запасы, потому что круглые сутки выливала воду и снова набирала её, каждый раз наполняя ванну новым ароматом. В ход шли и шипящие шарики, и лавандовые наполнители в виде цветов, и масло, взбивающееся в невероятных размеров пену. Пена мягко укрывала Еву, спасала её от всей грязи мира. Она могла бесконечно вытягивать то одну ногу, то другую, любуясь, как из воздушной белизны с мягко лопающимися шариками показывается идеально гладкое колено. Пена собиралась сказочными островами на плечах, груди, предплечьях. Она лопалась и тихо исчезала, не теряя своего белоснежного очарования. Пена обещала уход без боли увядания. Так прошло несколько дней, самых счастливых в жизни Евы.

Брату пришлось выломать дверь в квартиру, и когда он ворвался в ванную комнату и увидел Еву, погруженную в пену, его чуть не хватил Кондратий. Он вытащил её. Ева сопротивлялась, выскальзывала из его рук тонкой рыбкой, просила оставить её в покое. Потом она посмотрела на кончики своих пальцев, сморщившихся от долгого пребывания в воде, дико заорала и на несколько минут потеряла сознание.