«Только не это», — судорожно подумал мастер, он попытался было встать и пойти проверить, что творится в его святая святых, но иррациональный страх сковал его, обездвижил безволием.
Какофония звуков, на которые в другую иную ночь, ночь без этого знакового повторяющегося сна, Ларик и не обратил бы внимания, сейчас сводила его с ума. Только в очередной раз он обрадовался, что беготня и трескотня за окном затихла, как от калитки донесся уже совершенно явно скрип нагло вламывающегося тела. Причем, через официальный вход на Лариковую территорию. Что-то протопало по направлению к веранде, судя по глухому шлепку споткнулось, затем раздался звук падающего тела, и крик.
Причем, чудовище сначала пискнуло, затем взвизгнуло, а через секунду заорало благим матом. Ларик, услышав в голосе монстра подозрительно знакомые, а где-то даже родные нотки, передумал добивать это нечто топором, и сначала осторожно выглянул в окно. Как бы он не был испуган, благоразумие подсказало, что лучше сначала удостовериться, что пострадает именно тот, кто надо. На всякий случай.
Под распахнутыми наружу створками бултыхалась костлявая масса, запутавшаяся в постиранном Лариком накануне и сохнувшем на веревке пледе. Плед шел бугристыми волнами. Ларик высунулся в окно ещё сильнее, а когда плед, стараниями того, кто копошился под ним, слетел совсем, мастер сначала замер, затем увидел голову, отливающую мертвенно-синим в лунном свете, крикнул громко:
— Яська, твою ж мать! Мальвина гребанная!
В один прыжок он преодолел расстояние от окна до входной двери, моментально разобрал баррикаду из стульев, и выскочил на веранду. Подскочив ко все ещё сидящей на земле девушке, он помог ей подняться, отряхнуться, приговаривая:
— Извини, извини…
Через минуту, убедившись, что с Яськой все в относительном порядке, он насупил брови и строго спросил:
— А что ты тут делаешь в такой час вообще-то?
— Мне не спалось, — обиженно протянула девушка, и громко икнула. — Я думала про аллергию на тату краски. Думала про руны. Думала про этого диетолога, утонувшего в глотке воды. Думала про тебя. Аида шляется где-то, я в доме одна. Ноги меня сами привели сюда.
— Слушай, а ты вовсе не приличная девица, — засмеялся Ларик, на самом деле абсолютно счастливый, что рядом с ним такая теплая, живая и бестолковая Яська. Тем более, что луна, спасительно осветив на минуту опознавательную голубую макушку Яськи, опять скрылась по своим неведомым делам.
— Чего это я неприличная? — девушка опять громко икнула и шмыгнула носом, совсем уже подтверждая правоту высказывания Ларика.
— Какая приличная девушка придет ночью в дом к незнакомому мужчине? Ты не боишься, что репутация твоя теперь навечно подмочена?
Яська озадачено задумалась на мгновение, затем прыснула, все ещё продолжая икать, очевидно, от пережитого испуга:
— Это ты-то одинокий мужчина?
Ларик немного обиделся:
— Вот обесчещу тебя, будешь знать.
— Ага! — Яська опять подавилась смехом. — А то я у тебя никогда не оставалась ночевать ещё с детства. Ты — друг, Ларик. Самый лучший и надежный друг.
И это было правдой, так что обижаться Ларику было совершенно не на что. Но в глубине души он все-таки немного обиделся. Хотя толком и сам не мог понять на что именно.
Выражение лица у Яськи опять стало серьезным.
— Лар, я действительно не могла уснуть. Мне этот дядька, который покойник, покоя не дает. Не, ну ничего себе каламбурчик получился: «покойник — покоя». Зацени! И руна эта его свежая. И то, что ты накануне ему тату эту наколол. Ларик, зачем ему вообще тату понадобилась? Взрослый уже, вроде, врач….
— Он говорил что-то про воду, и что у него есть причина.
— А та тетка, что у тебя косметичку оставила….
Голос Яськи прозвучал как — то вкрадчиво, из чего следовало непременное продолжение этого совершенно неинтересного Ларику разговора. Про косметичку.
— Честно говоря, я забрала с собой эту сумочку.
— Зачем? — Поразился мастер.
— Красивая такая, видно, что дорогая. И поношенная немного, чувствуется, что любимая. Или единственная.
— И какой в этом во всем смысл? — продолжал недоумевать Ларик, пытаясь быть снисходительным к женским глупостям.
— Я подумала, — призналась Яська, — что твоя клиентка расстроилась, когда поняла, что потеряла такую замечательную вещь. Сумочка пустая оказалась, но я в ней нашла одну визитку. Ева Самович. Менеджер по рекламе. Как ты думаешь, это она?
Ларик задумался:
— Точно, её, кажется Евой и звали. Хотя…..
Он замялся, пытаясь вспомнить.
— Кажется, да, Евой. Впрочем, я же паспорта у них не спрашиваю. Я ж не транспортная компания.
Яська обрадовалась.
— Я ей позвоню тогда. По номеру на визитке. Скажу, что сумочка у меня. Думаю, она обрадуется….
Ларик кивнул: «Конечно, мол, обрадуется».
— А, кстати, ты этой Еве— растеряхе, что колол? Что-нибудь такое же символическое? Чего она-то ушла как зомби, и такую важную для женщины вещь забыла?
— О, да! — насмешливо, но непонятно произнес Ларик. — Я ей такое наколол, такое…
Он сделал страшные глаза и замолчал, заставляя Яську мучиться от любопытства.