CoverUP

Аида же только смеялась своим приглушенным загадочным смехом, от которого у всех окружных кавалеров «чуть за пятьдесят» начинали порхать бабочки в животе (и не только, честно сказать у тех, кому за…), спускала Яське на веревке корзинку, полную плотных твердых яблок, и поднимала наверх опустошенную. Когда яблок в ведрах у Яськиных ног набиралось больше, чем достаточно, они тащили их на кухню, хорошенько мыли и раскладывали на просушку. Дом наполнялся яблочным запахом, этот густой дух ещё целых, только что сорванных фруктов висел в доме несколько дней, казалось, он пропитывал его насквозь. Яська заходила с улицы и вертела носом: «Яблоневый дом», а Аида вместе с домом тоже настолько пропитывалась этим ароматом, что казалось, он останется в её волосах и коже до следующей весны. «Яблоневая женщина», — говорила ей Яська, и вытягивала руки над сохнувшими фруктами, словно сама хотела пропитаться этим волнующим, настойчивым запахом.

Через несколько дней Аида надевала пестрый фартук с петухами, который висел весь год совершенно неприкаянный. Готовить она не любила, а несколько блюд, обозначенных в её традиционном меню, не требовали много времени, сил и чудесного фартука, разрисованного боевыми петухами. Она включала небольшой, но грозный агрегат, и на петухов брызгал кисло-сладкий, прозрачный яблочный сок.

Они морщились, гребни наливались воинственной влагой, Аида вытирала локтем глаза, в которые тоже попадал будущий сидр, и говорила что-то вроде:

— Ну, с первой каплей, — и они с Яськой, крутившейся рядом на подхвате, смеялись, слизывая с рук терпкие первые капли. По опыту они уже знали, что из летних яблок получался сидр янтарного цвета, чем ближе к зиме, тем светлее сок отдавали осенние плоды.

Сколько бы ни прошло лет, а Аида, прибывшая сюда когда-то давно, так и оставалась для аборигенов «приезжей». Впрочем, Аиду, насколько понимала Яська, её статус не очень волновал. Мамина подруга, которую Яська по прошествии практически десятилетий считала уже своей теткой, (по крайней мере, думала она о ней всегда, как о маминой сестре), сама выбирала близких знакомых. Не друзей, нет, никто, кроме опять же Яськиной мамы, и думать не мог, что Аида осчастливит кого-то просто так этим гордым званием, но выбранные ей счастливцы пусть для редкого, но общения, очень этим гордились. Получалось у Аиды просто еле заметным движением подбородка обозначить свою исключительность, и ваше счастье, если она вас включила в круг избранных.

Яське, получившей эту привилегию по праву рождения, с самого детства хотелось быть похожей на Аиду. Загадкой, непостижимой женской тайной, чуть обозначенной на самом дне никогда не смеющихся теткиных глаз. И этим странным притягательным парадоксом — сколько бы не смеялась Аида своим колокольчатым, будоражащим смехом, на дне глаз, в самой их глубине, стыла непреходящая зима.

— Как у тебя это получается? — спрашивала Яська, разливая только что отжатый сок по прозрачным, исключительно сияющим банкам.

— Что получается? — Вроде, и понимала, и вместе с тем не понимала Аида. — Давить сок на сидр?

— Нет, — смеялась Яська, оценив нелепость своего вопроса. — Быть такой…. Особенной.

Аида пожимала плечами, не споря о том, что она особенная, но тихо и как-то очень грустно говорила:

— Не дай тебе Бог такую особенность….

И сразу сникала, натягивая лопатки, как крылья, на спине. Несмотря, а может и благодаря этой загадке, Яське с Аидой всегда было хорошо. Наверное, даже более свободно, чем с мамой, здесь она не была скована древними отношениями «родитель — ребенок», и поэтому могла говорить с Аидой, как с подругой. С более мудрой и знающей подругой. А значит, могла получить действительно стоящий совет, а не щебетание ради самого щебетания.

Яська, сидя прямо на полу, аккуратно убирала черенки у яблок, и раздумывала: рассказать ли Аиде о странностях, которые творятся в их небольшом городке последние несколько дней. С одной стороны, наверняка, Аида уже все знала, и. возможно, намного больше, чем сама Яська, с другой стороны, девушке очень не хотелось кому-то сообщать о связи Ларика с этими событиями. Она нисколько не сомневалась, что её друг попал в эту историю случайно, но насколько и каким боком — не понимала, и это терзало её. Наконец, она решилась, и как бы, между прочим, произнесла:

— Аид….

Аида, мурлыкавшая заунывную, под процесс, песенку, прервалась и повернулась от давилки к Яське, всем своим видом показывая, что она вся — внимание.

— Что ты думаешь о смерти диетолога в санатории?

Аида пожала плечами:

— Ничего не думаю. За тебя беспокоюсь… За твою ранимую, нежную психику.

— Но это же странно, нет?

— Ясь, все люди когда-нибудь умрут, и это, наверное, единственное, в чем мы можем быть уверены наверняка. У каждого свой путь в жизни, время и обстоятельства смерти — тоже определенно свои. Этот человек закончил свой путь таким образом, и это уже никак не исправишь. Выбрось из головы, успокойся.

— Тут есть некоторые странные обстоятельства….