Яська все-таки решила поделиться с теткой своими сомнениями. И рассказала о татуировках. И о незнакомой ей Еве. И о почему-то сбесившемся Тумбе. Когда она выпалила это все Аиде, в ту же минуту поняла всю абсурдность и глупость своего рассказа. Ещё до того, как Аида открыла рот, Яська увидела, что никакой связи между этими отдельными друг от друга событиями никто не увидит.
— Интересно, — ответила ожидаемо Аида. — И странно. Но совершенно лишено какой-либо единой теории. Например, о том, что в городе появился маньяк-татуненавистник, гипнозом и на расстоянии убивающий людей, сделавших себе наколки, и доводящий мирных собак до лютого бешенства. Ах, да. Убивающий именно тех людей, которым татуировку сделал твой прекрасный Ларик.
Тетка рассмеялась:
— Сочинительница психологических триллеров, неси сюда бутыли. Будем сок на сидр разливать.
Неб-Та-Джесер всегда приходил в ночь падения яблок.
Этот проклятый кисло-сладкий, чуть подбродивший дух пропитал весь город, стоял густым маревом над крышами домов, едкой ядовитой змеёй полз по узким изгибистым улочкам, кружа голову, отравляя ядом неосуществлённых желаний. Ломило виски, тянуло мысли из набухшей яблочным соком головы, словно они, эти мысли растворялись пьяно в сидре, становились вином. И тогда — с падением яблок, головной болью и тошнотой — приходил Неб.
Он долго не открывал глаза, сначала тихо проверяя всё тело, капилляр за капилляром, клетку за клеткой. Затем осторожно шевелил пальцами, совсем чуть-чуть, просто подрагивая. Кончики пальцев скользили по простыне, недостаточно шёлковой и дорогой, но они чувствовали дешёвый ситец, и это было хорошо.
«Я здесь», — думал он удовлетворенно, и это тихое счастье от того, что он здесь и он есть, разогревало сердце, заставляя кровь сильными толчками стремиться по венам. Смертное тело становилось невесомым, ирреальным, Неб наполнял его иным смыслом, жалкое превращалось в мощное, преходящее становилось вечным.
Неб потягивался, ощущая, как разогревается теплой волной от только что запущенного сердца весь организм. Потом осторожно вставал, поддерживая себя, как хрупкий сосуд, боясь то ли разбиться, то ли разбить. Он делал первый шаг, затем второй. Небольшая комната сначала плыла перед глазами, затем предметы начинали принимать очертания.
— Опять всё то же, — с некоторой досадой думал Неб, оглядывая небольшую провинциальную клетушку, насквозь пропитанную тоской и ненавистью. Низкий потолок, обои в цветочек, дешёвая мебель, никчёмные безделушки. Не идеальное тело, мелкие мысли, засасывающий быт. Но тот, кто был так неидеален, мелочен и слаб, всё-таки имел одну ни с чем не сравнимую возможность — силу позвать его из небытия.
Неб, осторожно ступая, подошёл к небольшому, уже немного запылённому окну, коснулся тонкой слабой рукой пасторальных занавесок в мелкий синий цветочек, распахнул створки. Да, этот проклятый, вытягивающий жилы яблочный дух стоял над городом. А, значит, он не опоздал. Неб не имел права опаздывать к тому, кто его вызвал. Он принялся за дело.
Первой, как всегда, была собака.
Яська, немного успокоившись тем, что Аида, мнению которой об устройстве мироздания она доверяла, не пришла в ужас от её рассказа, побежала за очередной бутылью. Яська торопилась. Ей было необходимо увидеть Ларика, потому что её тревожило кое-что ещё, о чём она не рассказала Аиде. Вчера он показал Яське свою птице-черепаху.
— Если это мир, в котором существует твое внутреннее эго, то я тебе не завидую, — Яська склонилась над набросками Ларика, сделанные им накануне. Она и раньше удивлялась его странным зарисовкам (изобразительное творчество Ларика существовало только в таком виде, он никогда не давал себе труда довести начатое до логического завершения в виде законченной картины), но эти изображения были слишком сюрреалистичны даже для её друга.
— Я сам себе не завидую, — проворчал Ларик, пытаясь навести порядок на столе, заваленном бумагами, карандашами и ещё чем-то мелким и неопределимым с первого взгляда.
— А что это такое вообще? — Яська пыталась идентифицировать невиданное ей доселе существо, смотрящее прямя на неё из-под пленки полузакрывшей большие обиженные глаза с листа бумаги. — Нет, я понимаю, что это птице-черепаха, но откуда оно?
Ларик пожал плечами.
— Не знаю. Приснилось.
— Да, ладно, — Яська посмотрела на него даже с некоторым уважением, — это ж что такое нужно в голове иметь, чтобы таких чудищ во сне видеть?
— Сон разума рождает чудовищ, — важно процитировал Ларик.
Они в полном молчании ещё некоторое время пялились на изображение. Ларик с того самого утра, когда он запечатлел это чудище, не очень-то хотелось возвращаться к рисунку, даже краем глаза, но за компанию с Яськой это оказалось не так страшно, как он думал. Сейчас мастер даже как-то немного симпатизировал своему сновидению, хотя и непонятно почему.
— Брр, — наконец сказала девушка, передёрнулась и отвела взгляд от рисованного монстра. Но забыть его никак не могла. И без сидра тут было не разобраться.