— Между этими смертями и незнакомым мне таинственным мальчиком Тимошкой есть какая-то связь?
— О, есть. И самая прямая. Так что будь добр, выясни, что случилось с мальчиком Тимошкой много-много лет назад. О, кей? — совершенно неуклюже, но залихватски добавил Каппа.
— Хорошо, — согласился Ларик. — Ты оставишь меня и моих клиентов тогда в покое?
— Твои клиенты, их жизнь и смерть, не имеют ко мне никакого отношения.
— А к чему.… К кому…. Вообще какая здесь связь, объясни? — Ларик и в самом деле не понимал, но где-то в глубине души чувствовал, а, может, даже и знал наверняка, что есть, действительно, есть некая ускользающая из его памяти веревочка, которой связаны все эти события. Поэтому он и вышел на прямой диалог с монстром, каким-то образом пришедшим в реальность из сна.
— Это все имеет отношение к тебе. — Предсказуемо ответил Каппа. — Я их и не трогаю. А вот ты….
— Что я? Почему я? Как это связано со мной?
— Напрямую связано, — упрямо не хотел ничего объяснять Каппа. — В общем, когда ты поймешь, в чем дело, я приду и накажу тебя. Договорились?
Ларик, хотя ещё не совсем понимая, на что подписывается, кивнул.
— Ладненько, — обрадовался монстр и неуклюже начал выбираться из-за стола, потирая от удовольствия зелененькие лягушачьи лапки. Между хрупких тонких пальцев с изогнутыми фалангами натянулись перепонки. Несмотря на подступающее отвращение, Ларик преградил ему путь.
— Ладно, последний вопрос. Зачем ты, Каппа, обломал цветы в моем саду?
Монстр испуганно посмотрел на Ларика. В самом деле, на удивление испуганно.
— Это не я. Честное слово, это не я.
Каппа начал исчезать все с тем же испуганным выражением в огромных глазах. Он сначала порозовел в отблеске заглянувшего в окно неумолимого рассвета, затем стал таять, становясь все прозрачнее и прозрачнее, пока не исчез совсем.
Глава десятая. Воля Неба
Яська заглянула в комнату к Аиде. Тётка сладко спала под лоскутным, весёленьким одеялом, из-под которого виднелась только лохматая макушка. Зачем Яська встала так рано, она и сама и не знала. Что-то заставило её подскочить с кровати, лишь только первые признаки рассвета забрезжили за ситцевыми занавесками в пасторальный мелкий цветочек. Ещё робкие, сонные, растрёпанные лучи восходящего солнца пробивались сквозь кружево занавесок.
Яська прошлёпала на кухню босыми ногами, налила себе холодного молока из тут же запотевшей банки. День опять обещал быть жарким. Она вытерла прохладные капли на губах и вздохнула. Потому что вспомнила вчерашнего злого Ларика. Это был совершенно незнакомый ей Ларик. И он явно чего-то боялся, и прятал свой страх за агрессией. Можно сказать, срывал свой страх на Яське. Это было не по-джентльменски, совсем неблагородно. И Гера тоже был какой-то прибитый, смущённый вчера. Каждый из них что-то скрывал, это было явно, но что именно и была ли эта тайна общей, или у каждого — отдельная, самостоятельная, сказать было невозможно.
Она постаралась отключиться от своих обиженных чувств и трезво оценить обстановку. Три погибших клиента Ларика. Алина, которая явно что-то подозревает, так как зачастила на их когда-то тёплые посиделки. Испуганный Ларик. Растерянный Гера. Захлебнувшийся диетолог. Мохнатоногий Карен. Тату, которые запечатывают фобии. Чего они все боялись? Все они?
— А я вот пауков боюсь, — неожиданно вслух самой себе призналась Яська, — визжу, как резанная, стоит увидеть хоть малюсенького паучка.
И тут за окном кто-то громко и резко чихнул. Чих показался выстрелом. Раздался шумный шорох, чье-то пыхтение, и одновременно с тенью в окне показалась лохматая голова. Яська завизжала, кружка вылетела у неё из рук, остатки молока весёлым ручейком побежали по полу.
— Ты чего? — с удивлением спросила Алина. Потому что это оказалась её голова. — Я же не паук…
Яська взвизгнула ещё один раз по инерции и коротко, затем просто шумно вдохнула и выдохнула, успокаивая разбушевавшееся сердце.
— А ты… вы чего? — растерянно спросила она Алину.
На кухню заглянула сонная, перепуганная Аида. Голова Алины молниеносно исчезла из поля зрения, ограниченного оконной рамой.
— Что?! — спросила тётка. — Что у тебя тут происходит?
— Извини, — сказала Яська виновато. — Это всё нервы.
— Какие в твоём возрасте могут быть нервы? — Аида поцокала языком. Она увидела лужу молока на полу и цокнула ещё раз особенно выразительно. — Это просто безобразие, Ясь.
— Я вытру, — сказала девушка. — Сейчас успокоюсь и вытру.
Она хотела сказать ещё что-нибудь извиняющееся, но перехватила странный, застывший взгляд Аиды, которым та вперилась в белую лужу на коричневом линолеуме. Сначала Яська удивилась, а потом и сама невольно засмотрелась на эту картину. Действительно, было что-то притягательное в молоке, разлившимся на шоколадных квадратах. Тётка как-то странно тихо сказала:
— Белый шакал на тёмном слоне, всадник — к потопу. Белое приходит в тёмное, и начинается игра. Пока белое не оседлает смысл, тянется мир. Не пускай белое, если не хочешь сомнений.