Cure Te Ipsum (СИ)

Осторожно, как будто выходя из клетки с тигром, я убрала руки, но гном оказался ловок и проворен — молниеносным движением схватил за правую и впился жадным поцелуем в запястье. Хорошо, что я не видела его лица. Хорошо, что не отдернула руку и не опрокинула таз с водой. Хорошо было… хорошо.

— Палсо ту чамудэс, камло, палсо, — вырвалось у меня, — мэ ту мангав…

Горячие губы и такие незамысловатые ласки — лишь обещание, лишь мгновение, поддайся на минуту, на две, Лара, — как мне этого не хватало!

— Ничи мэ тутэр на мангава — инке!

Он понял.

Счастье, что рядом не было никого, кто мог бы слышать те звуки, что вырывались у меня из груди, пока он целовал мою руку. От запястья до локтя, ладонь, пальцы — все вместе, каждый по отдельности. Прижимая к лицу и щекоча мокрой бородой и усами. Целовал так, что мне пришлось ткнуться ему в макушку носом, левой схватиться за его плечо — ноги не держали…

***

Первый гром грянул, едва я на ватных ногах выползла наружу отдышаться. Слава Богу, Вишневский сотоварищи провожали Максимыча от Трандуила и, услышав их, Бофур ослабил хватку — не знаю, до чего бы я дошла, если бы этого не произошло.

Ори, столкнувшийся со мной у уазика, довольно демонстративно отвернулся в сторону, задрав нос. Я не придала этому значения. Я пыталась отвлечься. Залезла в машину, переложила веники лаванды, календулы и петрушки. Перебрала непослушными пальцами упаковки с катетерами. Пять раз перечитала идиотскую надпись на месте рядом с водителем «Ищу стюардессу». Вышла. Бездумно побрела вдоль госпитальных шатров, дошла до «Душегубки» и повернула назад. Дошла до шатра Трандуила и эльфийской стоянки — тишина, пустота, бессмыслица.

Пошлялась еще какое-то время без цели и уперлась в самую помойку и лагерь беженцев. Снова повернула, на этот раз в сторону гномов.

Вернулась, лишь когда завидела вдалеке Тауриэль и ужаснулась своей с ней схожести. Нет, ни в коем случае, я слишком стара для этой хрени.

На складе было полно народу: друзья Вишневского никак не могли отлипнуть от Максимыча с магнитолой. У того вид был уже довольно измученный. Ручаюсь, еще неделя — и он излечится от пристрастия к блатной музыке навсегда.

— Лара, будешь обедать? Приглашаем к нам! — дружелюбно обратились эльфийские гости ко мне. Я отказалась, невольно кося взглядом в угол Бофура. Его не было видно. Может, спит. А может, расхаживается где-нибудь. С мокрой головой в такие холода…

Забыть, забыть, забыть. Не было ничего. Просто у него давно не было секса. Просто я себя зачем-то накручиваю. Просто мне нравится чувствовать себя желанной, как и всякой женщине. Хоть немножечко, хоть иногда.

Отвлечься помог не аутотреннинг, а Ори. Он, когда я на него посмотрела, снова отвернулся с видом оскорбленной в лучших чувствах невинности. Так. Это уже что-то интересное. Ревность? Но когда юный гном трижды подряд сделал вид, что не услышал меня — бинты, кипячение, раскладка пилюль — стало ясно, что назревает производственная драма. Я только укрепилась в своей мысли в последующие несколько часов. Только этого нам сейчас и не хватало.

Вдобавок к горячке Бофура, в которой он непременно сляжет, если через час не вернется с мороза.

Нори я поймала за рукав, когда он уже растворялся в пространстве, пытаясь ускользнуть — и откуда он всегда знает, когда я иду по его душу?

— А ну стой! Что это такое?

Нори кисло скривился, понимая, что именно меня интересует.

— Почему Ори смотрит на меня, как на падшую личность?

Нори произнес витиеватую фразу на кхуздуле. Я напряглась.

— Это не переводится, — сжалился гном, — поговорка. Про волосы и бороду гнома. Что-то вроде…

— Не разводи мне теоретическую лингвистику! Где я накосячила? Что еще в ваших гномьих законах нарушила, и чем мне это грозит, кроме разочарования твоего братца? Где Бофур бродит, и что происходит вообще?

— Есть у вас такое, что некоторые женщины стесняются делать своим мужчинам, даже если мужчинам это нравится, и они много лет женаты?

— Тебе списком? Есть.

— Ну так это оно. То, что ты сделала Бофуру, — Нори ухмылялся так, что мне захотелось выдрать ему его патлы.

А следовало — себе.

Комментарий к О гномьей эротике

миро дукхано - мой больной (цыг.)

Палсо ту чамудэс, камло, палсо - Зачем целуешь, милый, зачем (цыг.)

Мэ ту мангав… - Прошу тебя… (цыг.)

Ничи мэ тутэр на мангава - инке! - Ни о чем не прошу - ещё! (цыг.)

========== Костры и лирика ==========

— А может, ты его выронил? Где-нибудь на поле? Не помнишь? А где это было? Ну ты не ругайся, я тебе серьезно, дело важное…

Главное, что понял Бильбо, это то, что странный целитель, говоривший на неизвестном наречии, хочет кольцо. И почему-то уверен, что Бильбо знает, где оно.

Последнее, что помнил хоббит — это собственную кровь, хлынувшую из горла, толчками выливавшуюся с каждой попыткой вдохнуть и выдохнуть. И кольцо, которое покатилось перед ним из ладони. Голоса не было позвать на помощь, и понимая, что это конец — домой, как хочется домой, спрятаться в нору и никогда не покидать! — Бильбо загадал одно, последнее желание: пусть бы кто-нибудь спас его. Кто-нибудь, только не Гэндальф, ни в коем случае…