Cure Te Ipsum (СИ)

Похоронный звон все еще звучал у меня в ушах, когда он раскланялся и ушел, прихрамывая. Свалил, скотина, поимев меня в самую душу.

— К твоим услугам, — прошипела я вслед, твердо вознамерившись вечером напиться.

***

Выпившей Саня Лару видел нередко. Пьяной, как сейчас, никогда. Уже тот факт, что она пришла за ним в «Душегубку», шатаясь и падая по дороге, говорил о том, что состояние подруги далеко от нормального.

Выпившая Лара любила иногда повыяснять отношения. Пьяная — очевидно нарывалась на скандал, мордобой и разборки. На отказ Сани немедленно отправляться в Ривенделл искать Элронда среагировала она бурно.

— Я тебя не упрекаю, я прошу подумать непредвзято.

— А в чем предвзятость?

— В том, что тебе здесь нравится.

— А тебе — нет?

— Саня! Посмотри на меня! — Лара нервически рассмеялась, — я сплю в двадцатиградусный мороз в тряпичной палатке! Бог знает, чем рискую заразиться по сто раз на день! Отлично, мы — попали, и ты считаешь, нам повезло. Мы всех спасли. Ура нам. Но теперь ты хочешь большего. Тебе надо быть героем. На скоряке-то мало геройствовали, правда?

Саня скручивал сигарету.

— Саня, я домой хочу. На дачу. Я наприключалась по самое не хочу, ни один психиатр никакими нейролептиками не вернет мне нормального сна до конца дней моих. Я не ропщу, слава Богу, мы попали сюда после боя, а не во время. Я в окопы не рвалась. Если пурано магари Гэндальф говорит, что можно прямо сейчас отправиться домой, я собираю шмотки и валю.

— Он просто однажды упомянул такую возможность. Гэндальф не дает гарантий.

— Их никто не дает, — отрезала Лариса, — тебе нравится жить в юрте, как бомжу?

— В юртах казахи живут.

— Казахи живут в Алма-Ате, а мы сейчас именно бомжи. Мне надоело, я ухожу!

— Элю прихвати, — чужим голосом сказал Саня, не поднимая глаз.

— Я тебе по морде прихвачу конкретно, если не перестанешь валять дурака. Подумай хорошенько. В любой момент тебя отсюда вынесет без предупреждения. Ты собрался спасать мир? А если тебя отправит назад прямо от стола?

— Не делай вид, что тебе есть дело до того, кто там будет на столе, Лара. Не передо мной. Ты пьяна, иди и проспись.

Она замолчала. Сжала зубы и скривилась.

— Ну спасибо, друг. Это ты здесь Склифосовский, великодушный спаситель всея Средиземья. А мы, ничтожные, лишенные дара эмпатии врачи-убийцы, неблагодарно недовольны тем, что нам досталось редкое счастье обслуживать столь сиятельную персону. Говном ты был, им и остался, и никакие эльфы этого не изменят.

— Да, я говно! — взорвался врач, вскакивая и роняя почти завершенную скрутку, — я, как и ты, годами рассекаю на говенном уазике по адресам, тоже бухаю на дежурствах и второй раз в разводе! Скажи мне, куда возвращаться. В съемную однушку на окраине? С видом на свинофермы и комбинат? Лечить бабусек и мамашек, которые с жиру бесятся? А может, я хочу начать все сначала? Здесь я нужен. Любая женщина, любые деньги, всё…

— Покажи мне эти деньги и эту женщину. Пообещай, что через год не откинешь копыта во время эпидемии какого-нибудь местного дерьма похлеще чумы и Эболы. Можешь? Ты тут сдохнешь, Саня.

— Нет, это ты там, без меня. От скуки. Хочешь, возьми кого-нибудь вместо меня. Того же Вишневского. Приклеишь эльфу бороду, напоишь хорошенько — и вперед, повышать квалификацию…

Ссора оборвалась так же резко, как началась — оба засмеялись. Лара вытерла слезы, оставив на лице грязные разводы.

— Я серьезно домой хочу.

— Я знаю. Ты выпила лишка, я дурак, мы все на нервах с этим переездом. Время, Лара, работает на нас, и надо терпеть. Здесь по-другому нельзя. Давай, давим истерику в зародыше. У нас еще полно работы.

— Ее всегда полно, — вздохнула Лара.

***

Однажды мужчина мне отказал. Мне было немногим больше двадцати, четыре года работы в травме висели на шее, тянули ко дну, я уцепилась за него, как утопающий за соломинку.

Он соломинкой быть не захотел. Некрасиво отказался: прилюдно, изощренно дал мне от ворот поворот, и я ушла. Собрала себя по кускам, сшила кое-как заново. Потом, как в плохом кино, он приходил и просил прощения, говорил, что все понял, что никто и никогда его так — ну и все в этом духе.

— Неужели эти чувства не могут родиться заново? — это он спросил.

— Нет.

Ну и всё, собственно. У меня уже была другая жизнь, другой город, другое сердце. Заманчиво было попробовать, как оно могло получиться в той, прежней жизни, но я не стала. И все со временем наладилось. Я работала, ездила на дачу, дважды — в Турцию, один раз на Кипр. Бросила курить, снова закурила, снова бросила, и опять. Вырастила финик из косточки.

Как-то само пришло осознание, простое и понятное: не всем дано. Так вот просто. Недоступного мужчину любить на надрыве с цыганской страстью — а я другой не знала, — это я могла. А строить отношения, ходить на свидания, взять вместе с ним ипотеку, в конце концов, — нет. Потом появился Саня, как воин света — железной рукой вытащил меня из моей толстой внешней скорлупы и сказал свое знаменитое «Не ссать!».