Curiositas. Любопытство

29 февраля 1752 года августинианец Доменико Джорджи внес «Апологетическое послание» в католический «Свод запретных книг», усмотрев в тексте связь с каббалой и насмехательство над истинной верой. Отец Джорджи обнаружил, что трактовка Сансеверо и аргументы в пользу кипу применимы к языческим египетским иероглифам, пифагорейским числам у розенкрейцеров и сфирот каббалистов. Каббалисты, по утверждению монаха, называют Бога братом и сравнивают Всевышнего и сотворенного им Адама с узлами, завязанными на одной нити. Кипу, – настаивал отец Джорджи, – воплощение этих страшных богохульств в Новом Свете. Год спустя Сансеверо опубликовал опровержение, защищавшее «Апологетическое послание». Его доводы сочли неубедительными, и Святейший престол оставил запрет в силе. 22 марта 1771 года Раймондо ди Сангро, князь Сансеверо, скончался в Неаполе, так и не постояв за свой труд.

Для современного читателя «Апологетическое послание» Сансеверо остается загадкой. Несомненно, разнообразие, изобретательность, искусность и красота письма кипу поражают воображение. Как и в традиционном западном книгопечатании, искусство кипу, передавая смысл содержащегося внутри текста, остается прежде всего визуальным искусством и, как любое письмо, рождается из образов[144]. Письмо не воспроизводит произнесенное слово, но делает его зримым. Однако кодом к прочтению зримых знаков должны владеть все члены общества, к которому принадлежит автор. «Типографика, – пишет канадский поэт Роберт Брингхерст во введении к своему руководству по книгопечатанию и оформлению книг, – развивается как поле общности различных интересов – и нет таких путей, где не пересекались бы желания и намерения»[145]. Сегодня империя инков ушла далеко в прошлое, и нам недостает ключей, которые помогли бы понять, какие «желания и намерения» были ей присущи; приходится лишь предполагать, что дошедшие до нас примеры кипу несут в себе черты, их читатель легко различал: изящество или тяжеловесность, ясность или туманность, очевидную, но редкую оригинальность или, в большинстве случаев, заурядность – если изящество, ясность и оригинальность относились к тем свойствам, которые инки при чтении видели и ценили.

Некоторые ученые придерживаются мнения, что предложенная Сансеверо идея силлабического, то есть слогового, метода прочтения кипу навеяна не столько лингвистической наукой, сколько ребусами и шарадами, популярными в европейской периодике восемнадцатого века[146]. Они полагают, что кипу – всего лишь система счета (пусть даже крайне усложненная) и средство запоминания, аналоги которого использовались народами обеих Америках от побережья Британской Колумбии до вершин южных Анд. И действительно, сегодня в некоторых районах Перу кипу применяют исключительно для хранения числовой информации, но в ряде испанских документов колониальных времен говорится о quipucamaya, которые, пользуясь узлами как памятками, подолгу пересказывали хроники, зачитывали поэтические тексты и таким образом хранили фактологическую память о событиях прошлого. В других культурах поэтам для той же цели служили рифмы и аллитерация.

В обществе инков система кипу была также средством, способствовавшим поддержанию порядка. «Войны, жестокости, грабежи и тирания, творимые испанцами, были таковы, что если бы индейцы к тому моменту еще не прониклись идеями порядка и провидения, они все бы погибли», – писал Педро Сьеса де Леон в 1553 году. После того как «прошли испанцы», – продолжает автор исторических хроник, вожди инков «собрались вместе с хранителями кипу, и если у кого-то потерь было больше, чем у других, те, кто отдал меньше, восполняли разницу, чтобы всем быть на равных»[147].

«Типографика для литературы, – пишет Брингхерст, – то же, что музыкальное исполнение для партитуры: это важнейший акт интерпретации, полный бесконечных возможностей блеснуть проницательностью или, напротив, оскандалиться»[148]. Правда, говоря о кипу, мы не знаем, что следует считать значимым, а что ведет в тупик, и прочтение – как в эстетическом, так и в герменевтическом аспектах – неизбежно будет сопряжено с множеством догадок. Быть может, не лишенных подоплеки, но все равно – догадок.

Тем не менее изредка в них может обнаруживаться ключ к пониманию некоторых (загадочных для нас) практических и эстетических смыслов, которыми руководствовались в империи инков мастера кипу. Известно, что, когда испанцы разграбили инкские города, великолепные золотые творения мастеров, которые они забрали из сокровищниц правителей и частных домов, были переплавлены в слитки, что упрощало дележ добычи. Сегодня на каменном перекрытии над входом в Музей золота в Боготе посетитель может прочесть следующие строки, обращенные туземным поэтом к испанским завоевателям: «Непостижимы слепота и безрассудство, с какими вы сокровища губили и в слитки превращали красоту».

Глава 5. Как мы задаем вопросы?