Curiositas. Любопытство

Абрабанель принадлежал к одному из наиболее почитаемых еврейских семейств на Иберийском полуострове, якобы представлявшему потомков царя Давида: его отец служил финансовым советником у португальского инфанта, а сын, Леон Эбрео, был автором классического неоплатонического труда «Диалоги о любви», который князь Сансеверо позднее напечатал в Неаполе. Абрабанель был ненасытным «книжным червем» и предавался чтению Слова Божия, не только начертанного в пергаментных и бумажных томах, но и запечатленного в пространной книге мироздания. В еврейской традиции восприятие естественного мира как материального воплощения Слова Божия проистекает из очевидного противоречия, которое обнаруживается в Священном Писании. Книга Исход гласит, что после того, как Моисей принял от Бога заповеди на горе Синай, он пришел «и пересказал народу все слова Господни и все законы. И отвечал весь народ в один голос, и сказали: все, что сказал Господь, сделаем. И написал Моисей все слова Господни» (24, 3–4; см. также Второзаконие, Левит и Числа). Но в трактате «Авот», в Мишне, говорится: «Моше принял Тору на Синае и передал ее Йегошуа, Йегошуа – старейшинам, старейшины – пророкам, пророки передали ее мужам Великого собрания» (I, I). Как свести воедино эти описания, если оба они истинны? Маймонид и Абулафия пытались объединить философию Аристотеля и Слово Божие – Абрабанель размышлял над тем, как примирить кажущиеся противоречивыми священные тексты.

В первые годы IX века появилось целое собрание библейских комментариев – «Пиркей де рабби Элиэзер»; произведение приписывалось жившему во II веке рабби Элиэзеру бен-Уркеносу, который предложил свой выход: «Моисей провел сорок дней на горе перед Всевышним, да будет свято имя его, как ученик, сидящий перед учителем, читая днем заповеди из письменной Торы, а ночью – заучивая из устной»[173]. В этом представлении Тора – двусоставная книга, письменная и устная; письменная – незыблемая основа, созданная из слов Всевышнего, запечатленных в книге, которая стала называться Библией; устная Тора – непрерывный диалог Бога с его созданиями, изложенный в пояснениях вдохновенных учителей и воплощенный для всех в холмах, реках и лесах сущего мира. Бенедикт Спиноза сформулировал двоякость Божественного явления в знаменитой максиме: «God sive natura», «Бог, или [иными словами] Природа». Для Спинозы Бог и Природа были двумя «изданиями» одного и того же текста.

Очевидно, Абрабанель понимал, что наше дело – строго прочитывать этот текст, не добавляя в него собственных слов, и, видимо, потому умудренный мыслитель сомневался в идее божественного вдохновения и скептически относился к пророкам. Он предпочитал лингвистическую задачу сравнения различных версий, а навыки в политике и философии использовал для расшифровки книги мироздания в свете письменной Торы. Раз уж Господь посредством одного из своих причудливых орудий, католической короны, распорядился удалить евреев и арабов из Испании, обрекая его, дона Ицхака Абрабанеля, на тягостное изгнание, то он воспользуется превратностями судьбы, чтобы вынужденные скитания принесли ему опыт познания: он будет изучать страницы Божественного фолианта, которые теперь распахнулись перед ним во времени и в пространстве.

Прибыв в Венецию в 1492 году, Абрабанель пытался применить свои знания Священного Писания в новом обществе, противостоять которому он был вынужден и в малом, и в большом. Размышлял он, к примеру, о том, каким в свете Торы видится столь безучастный к нему правящий альянс дожей по сравнению с жестокими и безраздельно властвующими католическими королями. Во Второзаконии (Втор 17, 14–20) определено, как следует выбирать правителя, чтобы он хорошо правил; Абрабанель считал, что испанский король нарушил священные заповеди. Фердинанд не потрудился «списать для себя список закона сего с книги», не стал добросовестно читать его, как предписано Второзаконием владыке «во все дни жизни своей, дабы научался бояться Господа, Бога своего, и старался исполнять все слова закона сего и постановления сии». Расширяя для себя границы интерпретации, Абрабанель утверждал: если истолковывать эти слова в духе Талмуда, то выходит, что евреи не обязаны подчиняться воле короля или императора. Однако если они назовут его своим правителем, монаршая власть, безусловно, должна оставаться в пределах, предписанных Второзаконием. Король Фердинанд открыто не пожелал им следовать. А потому, – делает вывод Абрабанель, – венецианские дожи в большей мере придерживаются закона Торы, и, несмотря на то что они откровенно пренебрегают другим запретом Второзакония, предписывающим, чтобы правитель «серебра и золота не умножал себе чрезмерно», в целом можно сказать, что они верны уложениям, ограничивающим траты в Венецианской республике.