Curiositas. Любопытство

Талмуд тоже «не картографичен», и все же верный и мудрый читатель будет знать, что расположено на каждой странице, – в силу привычки или заучив их все наизусть. В иешиве существует испытание, которое называется Shas Pollak (Shas – сокращенное название «Талмуда» на иврите, от «шеша седарим», «шесть разделов»; Pollak – «польский»): Талмуд открывают наугад и кладут булавку на любое слово. Чтец, который проходит испытание, должен назвать слово, находящееся на том же месте на любой другой странице. После этого книгу протыкают булавкой до указанной страницы. Если это истинный книжник и «изучал Талмуд самозабвенно», а потому способен мысленно увидеть весь текст, ответ будет правильным. Призванный чтец Талмуда всегда знает, где окажется[186].

В XIII веке святой Бонавентура писал, что после того, как Бог создал мир в Слове, он увидел, что слово, запечатленное на странице, мертво, а «потому счел, что другая книга должна озарить первую и показать смысл вещей». Вывод Бонавентуры таков: «Святое Писание отображает сходства, свойства и смысл вещей в том виде, в каком они вписаны в Книгу Мироздания»[187]. Для Бонавентуры, как и для талмудистов, одна книга (Библия) есть источник, с которым возможно чтение другой (книги мироздания), и обе они содержат в сущности один текст. Комментарии к Талмуду продолжают копирование этого текста, проясняя и расширяя его суть, и образуют со временем наслоения толкований: получается, что книга мироздания – это большой и непрерывно обновляющийся палимпсест. Таким образом, читательский импульс имеет два направления: внутрь, к единому основополагающему тексту в попытке его постичь, и во вне, к грядущим поколениям читателей, у которых будет совершенно новый, свой собственный текст, и он без конца будет накладываться на все, что было накоплено ранее.

Видимо, не признавая такие напластования своим обновленным лицом, Венеция также существует в точке, где встречаются два читательских импульса. С одной стороны, не многие города могут похвастаться неповторимостью собственной мифологии и истории. Венеция с первого взгляда требует пристального внимания к своим фантастическим истокам, воплощены ли они на суше или в воде, в камнях или в чьих-либо деяниях; требует, чтобы чужестранец при каждом шаге оглядывался в далекое прошлое, когда спускается вдоль каналов вниз, к ее легендарным началам. С другой стороны, именно в череде исторических трактовок Венеция стремится обрести себя и свое настоящее, отвергая все новые толкования (какими бы вразумительными на первый взгляд они ни казались), видя в них повтор, банальность, общее место и требуя еще. Удовлетворенность – это не про нее. Она толкает читателя одновременно в разные стороны – туда, где лежат умозрительный город, описанный в исторических книгах, и город воображаемый, существующий в рассказах и живописи; но слишком часто при этом сама Венеция исчезает – а с ней и весь мир.

История о том, как венецианские фанатики похитили мощи святого Марка из его гробницы в Александрии в 828 году, хорошо известна. В результате этой furta sacra, или «богоугодного хищения», святой Марк и его лев сменили в качестве покровителей города святого Феодора с драконом, хотя оба святых вполне дружески парят сего-дня над площадью Святого Марка. Нередко с открытой книгой, знаменующей благоденствие, но в иные времена книга закрыта, и это означает, что идет война; часто появляются меч или нимб; а ученый лев постоянно меняет или облагораживает свой символический облик. Символика, впрочем, в прошлом вызывала вопросы, но ви́дение остается популярным[188].

Маймонид в своем труде «Hilkhot Talmud Torah» («Законы изучения Торы») пишет о том, что «время изучения должно разделяться на три части: одна треть отводится письменной Торе, еще одна треть – устной, а оставшаяся часть – размышлениям, умозаключениям из отдельных посылок, выведению одних смыслов из других, сравнению различных явлений, суждению о правилах, по которым должна изучаться Тора, пока читающий не осознает, что Тора – основа порядка, и таким образом научится отличать недозволенное от позволительного в учении, усваиваемом на слух. Это и именуют Талмудом». В понимании Маймонида школяр, проникшийся мудростью, может не предаваться более чтению письменной Торы (словам пророков) или слушанию устной (ученым пояснениям), а посвятить себя исключительно ученым занятиям «в меру своего разума и зрелости мышления», влекомый собственной пытливостью[189].