Читаем Curiositas. Любопытство полностью

Навязанное отождествление порождает неравенство. Нам бы рассматривать себя и свое тело как позитивные факторы нашей уникальной натуры, а нас вместо этого учат видеть в них противопоставление некоей неизвестной, загадочной инаковости, живущей по ту сторону укрепленных городских стен. Из этого первичного отрицания вытекают все остальные, и в конце концов перед нами вырастает большое темное зеркало, в котором отражается все, что, как нас учили, не олицетворяет нас самих. В раннем детстве я и не думал, что за пределами моего мира существует нечто такое, что ему чуждо; позже я почти ничего другого не видел. Вместо того чтобы осознать себя уникальной частицей общего мироздания, я проникся убеждением, что представляю собой самостоятельное явление, а все прочие совершенно не похожи на одинокое существо, откликающееся на мое имя.[304]

Мужчина боится, что женщина посмеется над ним.

Женщина боится, что мужчина ее убьет.

Маргарет Этвуд

Много раз в истории мы торжественно объявляли, что любой индивид есть частица всего человечества. И каждый раз, когда произносились эти высокие слова, мы начинали возражать, уточнять, выискивать исключения и в итоге отвергали тезис до того момента, пока его вновь кто-нибудь не произнесет. Тогда идея равноправного общества ненадолго выпускалась на поверхность, чтобы затем мы снова могли о ней забыть – пусть тонет.

В V веке до н. э. Платон понимал под равенством в обществе равные права для ограниченного числа граждан мужского пола. Чужеземцы, женщины и рабы исключались из привилегированного круга. В книге «Государство» Сократ предлагает раскрыть смысл истинной справедливости (или, скорее, дать определение истинно справедливого человека) через диалог о том, что такое справедливое общество.

Как и все диалоги Платона, «Государство» представляет собой хаотичное обсуждение, в котором нет внятного начала и выраженных выводов; в ходе беседы уже заданные вопросы ставятся в новой форме и порой – с вариациями в ответах. В частности, бросается в глаза отсутствие логических акцентов. Сократ ведет диалог от одной попытки дефиниции к другой, но, с точки зрения читателя, ни одна формулировка не выглядит окончательной. Текст «Государства» воспринимается как последовательность намеков, эскизных описаний, вступлений, в которых истина так и не прозвучит. Когда воинствующий софист Фрасимах объявляет, что справедливость – это лишь «благородная тупость», а несправедливость – «здравомыслие», мы знаем, что он не прав, но из вопросов Сократа неопровержимого доказательства его заблуждений не следует: диалог сводится к дискуссии о различных обществах и достоинствах или изъянах их справедливых и несправедливых правителей[305].

По мысли Сократа, справедливость следует отнести к самому прекрасному виду благ, «который и сам по себе, и по своим последствиям должен быть ценен для человека, если тот стремится к счастью». Но как распознать это счастье? Каково ценить нечто само по себе? Что порождает эта еще не получившая определения справедливость? Сократ (или Платон) не хочет, чтобы мы останавливались на частных вопросах: его интересует развитие мысли. Так что, прежде чем обсуждать, какой индивид может называться справедливым или несправедливым и, следовательно, что такое справедливость, философ предлагает изучить само понятие справедливого и несправедливого общества (представляющего собой город, или polis). «Справедливость, считаем мы, бывает свойственна отдельному человеку, но бывает, что и целому государству»[306]. В видимых поисках определения справедливости диалог Платона все дальше и дальше уходит от этой призрачной цели, и вместо прямого пути от вопроса к ответу сочинение приглашает в бесконечное странствие, в котором отступления и паузы дарят читателю непостижимое интеллектуальное удовольствие.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Революция 1917-го в России — как серия заговоров
Революция 1917-го в России — как серия заговоров

1917 год стал роковым для Российской империи. Левые радикалы (большевики) на практике реализовали идеи Маркса. «Белогвардейское подполье» попыталось отобрать власть у Временного правительства. Лондон, Париж и Нью-Йорк, используя различные средства из арсенала «тайной дипломатии», смогли принудить Петроград вести войну с Тройственным союзом на выгодных для них условиях. А ведь еще были мусульманский, польский, крестьянский и другие заговоры…Обо всем этом российские власти прекрасно знали, но почему-то бездействовали. А ведь это тоже могло быть заговором…Из-за того, что все заговоры наложились друг на друга, возник синергетический эффект, и Российская империя была обречена.Авторы книги распутали клубок заговоров и рассказали о том, чего не написано в учебниках истории.

Василий Жанович Цветков , Константин Анатольевич Черемных , Лаврентий Константинович Гурджиев , Сергей Геннадьевич Коростелев , Сергей Георгиевич Кара-Мурза

Публицистика / История / Образование и наука