d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

Он ее останавливает, резко врываясь в ее жизнь, в ее осень, покрытую пылью из-за не востребованности. Он врывается в ее серость, берет краски и раскрашивает пространство.

Он ее останавливает поцелуем. Бескомпромиссным. Страстным. Обезоруживающим. Он ее останавливает страстью чувств, стремлением доказать, что она ему нужна, своей любовью. Он ее останавливает, резко прижимая к себе, не оставляя путей для отступления.

Деймон вспыхивает порохом в памяти. Он начинает сгорать в душе, а чувства Тайлера лишь ускоряют процесс. Елена не состоянии отключиться, поддаться опиуму. Она просто впивается в плечи Локвуда пальцами, ноготками оставляя продольные нити царапин, отвечая на поцелуй рьяностью и остервенелостью. Это сводит Локвуда с ума: он ощущает покалывания на кончиках пальцев и воспламеняющуюся страсть в душе.

Ее слезы скатываются по щекам, солью разбавляя сладко-горький вечер их откровений. Ключ от сердца впиваются в кожу. Ключ от ее сердца затерян где-то в спальне Сальваторе.

Девушка отрывается от парня, отталкивает его от себя, но тот не намерен отпускать девушку. Он тонет в ее взгляде, тонет в ее магии, в ее шарме, в ее красоте, понимая только одно: если раньше ему «сносило крышу» от этой девочки, то теперь ее напрочь снесло.

— Ты моя, — шепчет он, делая шаги вперед и прижимая девушку к парте. — Пожалуйста… — хватает ее за талию. Резко. Безапелляционно. И у Елены впервые перехватывает дыхание. — Пожалуйста, откройся мне…

Она не его. И она открылась, но, увы, не ему. Однако это не играет никакой роли. Елена не хочет снова тонуть во лжи, и она решается на нейтрализацию чувства вины посредством страсти: приближается к парню, целует его, вплотную прижимаясь к нему.

Ее поцелуи более откровенны, чем прежде, в их близости нет официальности и условностей. В их близости перестал существовать призрак Сальваторе. Он на время растворился. Он на время исчез в небытие, в прошлом.

Погибель! Погибель настигает Тайлера Локвуда уже сейчас, когда он хватает свою возлюбленную за талию, приподнимая Гилберт и усаживая ее на стол. Погибель настигает этого парня, когда он оказывается меж ногами этой девушки, когда поддается страсти, когда каждым прикосновением пытается себя убедить, что Мальвина тоже впустила его в свое сердце, что раскрыла все свои секреты и тайны.

Ее же погибель настигает, когда она позволяет Тайлеру быть слишком-слишком откровенным. Ей хочется, чтобы Доберман растворился кислотой в ее душе. Хочется отказаться от своих прежних устоев и страсти к этому мужчине, который бьет и целует, спасает и топит, уничтожает и возрождает.

И они оба возгораются, пламя страсти начинает согревать их озябшие тела. Дыхание сбивается, а пульс учащается. Прикосновения обретают хаотичный и откровенный характер. Руки Тайлера проникают под одежду — к обнаженной коже, к ткани белья. Руки Елены — на прессе ее парня. А поцелуи! А поцелуи такие, словно это последние их поцелуи в жизни! Словно через пару минут исчезнет все: эта комната, этот мир, эта Вселенная…

Цепочка с ключом падает на пол, гулкий звон отражается от стен. И никто этого не замечает: два потерянных человека лишь плотнее прижимаются друг к другу в бесплодной попытке прорвать пленку, возникшую между ними, наверное, еще в самую первую их встречу.

Елена откидывает голову назад, предоставляя шею для Тайлера. Оказывается, это легко — поддаваться страсти с тем, к кому не тянет ни физически, ни духовно. Оказывается это просто — врать!

Девушка закрывает глаза, обвивает парня руками и вырывает из мыслей Добермана. Она обязана быть с Локвудом откровенной хотя бы в физической близости. Он заслуживает этого. Он ведь любит ее. По-настоящему.

А она тает в ненависти Сальваторе. Наверное, стоит об этом промолчать.

2.

Он вошел… Нет, он ввалился в дом, на ходу сбивая какие-то статуэтки с тумбочек. Все это с грохотом повалилось на пол. Выругавшись (шепотом, чтобы никого не разбудить) Тайлер закрыл дверь, потом стащил с себя куртку при этом несколько раз пытаясь сохранить равновесие: ноги подкашивались. Вещь была аккуратно повешена прихожей за рукав (да, именно за рукав), а обувь была скинута в самом коридоре. Один ботинок — возле входа, другой — в самом центре. Парень подошел к залу, нащупал выключатель, а потом зажег свет. В центре комнаты, на роскошном, ослепительно-белом диване восседала Кэрол со скрещенными на груди руками. Тайлер по-идиотски улыбнулся, попытался встать как-то непринужденно, но вместо этого его повело влево, и он снова сшиб что-то со стола. Звон разбил хрустальную напряженную тишину.

— Опять нажрался, — уже не с упреком, лишь с горькой констатацией факта.

— Сегодня Хэллоуин, мама! — громко воскликнул парень, медленно продвигаясь к креслу. Он хотел спать, а подниматься на второй этаж было не под силу. — Время, когда все люди становятся собой!

И Елена тоже стала собой: страстной, откровенной и жаркой. Жар прячется под ее холодной кожей, под мраморным безразличием и ледяной болью. И когда он прорывается наружу — то плавит все: скромность, скованность, стеснение и прежние устои хорошей девочки.