d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

В доме пахло никотином и одиночеством.

Локвуд обернулся к девушке, которая закрывала дверь, не желая, чтобы о ее скандале узнали соседи. Слишком много сплетен вокруг нее. Они паутиной, как кружевами, плетутся, увлекая в красоту своих узоров и в опасность своих петель.

Мулатка обернулась, обращая на парня раздраженный, но смиренный взгляд из-подо лба. Она пробудилась быстро: сказывалась привычка прежней жизни, когда времени подготовиться и перестроиться не было.

Бедная девочка Бонни! Сломанная куколка в руках толстых дядь, которые выворачивали ей суставы и разрывали вены на коротенькие ниточки.

Он смотрел на нее, но не верил в то, что было написано в личном деле. Подобное бывает в кино, в новостях, но не в реальной жизни. Это неправда.

Девушка поморщилась, оглядела Локвуда: он был одет в рубашку наизнанку, разную обувь и какую-то странную куртку. Пьяный. Разозленный и ошеломленный. Необычно. Видимо, в ночь Хэллоуина все призраки, и правда, вылезают наружу.

— Так и будешь молчать?

Он подошел ближе, внимательно вглядываясь в стекло взгляда Бонни. Он искал что-то, какие-то ответы, какие-то аргументы, опровергающие написанное.

Не находил.

— Да хватит уже! — толкнула в грудь парня, а тот выронил папку, потому что алкоголь все еще контролировал мозговые процессы.

Бонни опустила взгляд, увидела свою фотографию. И в ее души родился огонь! Огонь, который ярко-алым и желтым цветами залил все вокруг. Огонь, который горел уже не первый день и даже не первый год.

Хотелось снова закричать что есть мочи. Снова хотелось ринуться в драку и бить, бить, бить, пока от красного не начнет рябить в глазах, пока кожа не будет разъебана до мяса, до костей и суставов.

Девушка сжала зубы и, выше подняв подбородок, зло посмотрела на Локвуда. Ее огонь перекинулся на него. Они оба вспыхнули. Смертельное зрелище всегда почему-то притягательно.

— Почему ты мне не сказала? — с упреком и досадой. Это не выражало эмоций. Это не позволяло высказать всего того сожаления и всей той боли, что буйствовали в его душе. Но слова рассыпались на осколки, на пазлы, и собрать их воедино было непросто.

— О таком разве говорят вслух? — шаг навстречу. Смело и уверенно. Бонни сжала кулаки, чтобы свирепость ее натуры была под контролем еще какое-то время, чтобы не показать свою слабость.

— О таком не молчат!

Она влепила ему пощечину, высвобождая огонь наружу. Теперь он стал пожирать порядок, стал пожирать внешнее спокойствие.

Все снова уничтожалось.

Локвуд выпил еще один глоток трезвости. До него ужас происходящего доходил постепенно: сейчас вот пришло осознание неотвратимости произошедшего. У Бонни была обоснованная ненависть, устанавливался факт причинно-следственной связи. И ужас сковывал Локвуда. Прежде он знал ответы на все ее вопросы, смотрел на нее, как на восьмиклассницу с этими наштампованными принципами, скопированными из интернета. А теперь он не знает ответы, теперь смотрит на Бонни как на умудренную опытом, но пострадавшую, разбитую и никому ненужную куклу.

— Уебывай из моего дома, — сквозь зубы процедила девушка, как только Тайлер снова повернулся к ней. — И больше никогда — слышишь? Никогда! — не появляйся в моей жизни!

Он отрицательно покачал головой, потом ринулся к девушке, схватил ее за плечи и приблизил к себе. Ему хотелось защитить ее. Снова. Потому что он умел защищать. Потому что ему хотелось быть сильным рядом с ней, как Деймону — рядом с Еленой.

Люди похожи друг на друга сильнее, чем кажется на первый взгляд.

— Я засажу его, Бонни. Я завтра же подключу все связи и…

Из горла обезумевшей вырвался крик. Остервенелость — теперь это уже обычное амплуа Бонни. Беннет скинула с себя руки Тайлера, вырвалась из его цепких объятий, оттолкнула. Потом устремила на него полный ненависти и боли взгляд. Взор ее глубоких глаз проникал в самую душу, разбивал покой и лишь подливал масло в бесчинствующий огонь. Бонни, такая красивая и рьяная, была сломанной и растоптанной. Униженной. Оскорбленной.

Никем не защищенной.

Девушка ринулась к мужчине, схватила его за ворот рубашки и приблизила к себе. Странно, но слезы на ее лице уже не удивляли ни ее, ни его. Только вот теперь между ними разорвалась любая недосказанность, теперь они были откровенны, как никогда. Теперь они знали друг друга наизусть.

— Оставь меня, слышишь? — прошипела одичалой кошкой. — Что ты еще хочешь от меня? Добить? Так я добита, Тайлер, не трать силы!!!

Борьба душ трансформировалась в противостояние физическое.

Он схватил ее за запястья, попытался оторвать руки от себя, но получилось не сразу. Бонни, как первобытный человек, снова закричала, снова попытался выблевать свою боль с помощью первоклассного мата и ора. Не получалось: шипы боли вонзались в душу. Ощущение обнаженности и опороченности разрывало изнутри, не оставляя и шанса на надежду.

Девушку оттолкнули, швырнули на диван. Бонни не мирилась с насилием над собой. Она привыкла, но не мирилась. Подорвалась, ринулась на Локвуда, но тот сумел ловко перехватить эту обезумевшую пантеру и стиснуть в своих объятиях.