d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

— Уходи, — прошептала она, высвобождая руки. Не вырывая — высвобождая. — Я никогда не прощу тебя за это, Тайлер. Слышишь? Никогда не прощу за то, что ты посмел разрушить мой мир… Снова.

Она отвернулась. Она хотела закричать: «Зачем ты предлагаешь свою помощь? Зачем, когда твое сердце мне принадлежать никогда не будет?!», но это выдало бы с поличным. Раскрывать последние свои ничтожные тайны Бонни не собиралась.

— Уходи.

Она медленно села на стул, все еще не поворачиваясь к парню. Она не хотела видеть его. Ей было стыдно. Ей было противно смотреть в глаза человека, который чист душой и благороден помыслами. Она ведь девочка с клеймом. Порочная и грязная. Слабая и жалкая. Такие как она не должны приближаться к таким как он.

Локвуд опустил голову. Спесь сошла. Холод ночи обнял его. Он понимал, что Беннет никогда помощь не примет, даже если очень захочет. Привычка — вторая натура. И все, что ему остается — уйти. Хотелось бы более оригинальной развязки этой драматично-дешевой сцены, но этого не произойдет. И красивых слов напоследок тоже не суждено сказать. Только уйти, тихо прикрыв дверь и намеренно забыв забрать единственный официальный документ.

4.

Четыре утра. Хэллоуин закончился для примерных деток. Для плохих — он только начинается.

Тайлер Локвуд допивает портвейн. Тайлер Локвуд допивает все свое сожаление. Теперь он уже не чувствует тоски по убитой Бонни, этой девочке с осколком вместо сердца и шрамами по всему телу. Бонни растворяется где-то в нереальности, где-то в ушедшем и неощутимом прошлом.

Елена появляется в дымке загадочности. Пьяный угар, свет прожекторов, громкая музыка и Елена в мыслях — это что-то вроде прихода после принятия нескольких бокалов портвейна. Эту девушку, он ее изучил тактильно. Может еще не наизусть, но определенно понял и усвоил тему. Елена — она жаркая, страстная, доводящая до той степени безумия, когда уже не различаешь границы между реальностью и вымыслом. Мальвина вытатуировывается в душе: ее имя, ее образ, ее запах, ее тело… Она выбивается тушью где-то в области грудной клетки, ближе к левой стороне. Она становится Заиром: Тайлер пытается разглядеть ее в каждой девушке, старается не упустить из мыслей ни на минуту, хочет ее рядом здесь и сейчас.

Его останавливает лишь приличие и стрелки часов. Он пьян, но не может расслабиться. Нести пьяный бред, шататься при ходьбе, нести чушь — это не для него. Тайлер Локвуд, этот взрослый ребенок, привыкший к вечеринкам с юности, теперь не мог насладиться ими в полной мере.

Поэтому он пошел в катакомбы, точно зная, что там сможет излить свою душу хоть кому-то.

Грязные девочки липли к нему. Грязные девочки готовы были сделать все ради него и его денег. Они были бы куда более сговорчивы, чем Елена. Более откровенны. И с ними можно было бы отлично забыться.

Только не хотелось. Хотелось познать лишь одну. Ту, которая сейчас мирно спит в своей постели.

Возле барной стойки было мало народу. Сидеть возле барной стойки означало лишь два факта: либо ты привлекаешь внимание и хочешь, чтобы тебя угостили (скорее это женский принцип), либо ты пришел сюда лишь залить свою боль. Ибо если хочешь оторваться, то не проводишь целую ночь, таращась в бокал с отборным пойлом и не имея никакого блеска в глазах.

Локвуд подошел к своему другу, чье присутствие здесь было неудивительно. В этом маленьком городке найти друг друга было не так уж сложно. Особенно, если знаешь чьи-то слабости. Особенно, если знаком уже не первый год.

Сальваторе как всегда был напряжен и сосредоточен. Он поддавался эмоциям редко (лишь с Еленой, но об этом Локвуд пока что не знал), он редко вообще раскрепощался. Даже на праздники. Даже когда его желания сбывались.

На ринге только разве что.

Деймон даже не взглянул на своего молчаливого собеседника, сидевшего рядом уже около пяти минут. Деймону было плевать, если честно, на него. Джоанна сбежала. Елена в объятиях своего возлюбленного. Локвуд тает в объятиях двух девушек.

Это нечестно — быть в его тени.

— Ты не любишь ведь Хэллоуин, — начать беседу было сложно, учитывая, что Сальваторе был малоразговорчив во время таких вот посиделок в баре. С Еленой только если, но об этом ведь тоже неизвестно.

— А я и не праздную, — пожимая плечами, ответил Сальваторе, закуривая очередную сигарету. Ему было тошно: от собственного ничтожества, от покинутости и невостребованности, от того, что Локвуд снова рядом, от того, что он получил все блага, ничего при этом не делая.

— Я слышал про Хэрстедт. Можешь и обижаться, но это хорошо, что она съебалась.

Современный мир извратил не только философию, но и понятие дружбы. Пить вместе — не показатель крепкой дружбы. Делиться душевными терзаниями — не критерий доверия. Бить друг за друга морды — не проявление верности.