Да помолчи уже, наконец. О чем мы говорим, когда говорим о любви

Джеймс положил деньги и играл по своим карточкам безо всякой надежды выиграть. Он все ждал, пока джинсатый произнесет «Бинго!».

Но никто не выиграл, и банк увеличился и перешел на следующую неделю.

– На сегодня розыгрыши закончены! – объявила женщина со сцены. – Спасибо всем, что пришли. Благослови вас Бог, и спокойной ночи.

Пэкеры вышли из зала вместе с остальными и как-то оказались прямо за джинсатым и его девицей. Они видели, как девица похлопывает себя по карману. Видели, как девица обняла парня за талию.

– Пусть эти двое пройдут вперед, – сказал Джеймс на ухо Эдит. – Видеть их не могу.

Эдит ничего не ответила. Но приотстала, чтобы парочка успела продвинуться вперед.

На дворе разгулялся ветер. Джеймсу подумалось, что он явственно слышит, как грохот прибоя перекрывает шум заводимых моторов.

Они увидели, как парочка остановилась у микроавтобуса. Ну конечно. Мог бы и догадаться – ведь это же как дважды два.

– Тупица, – сказал Джеймс.

Эдит зашла в ванную и закрыла дверь. Джеймс снял куртку и положил ее на спинку дивана. Включил телевизор, уселся на свое место и стал ждать.

Через некоторое время Эдит вышла из ванной. Джеймс сосредоточился на телевизоре. Эдит прошла на кухню и включила воду. Джеймс услышал, как она завернула кран. Эдит зашла в комнату и сказала:

– Кажется, надо мне утром сходить к доктору Кроуфорду. Кажется, что-то у меня там творится.

– Не пофартило, – сказал Джеймс.

Она стояла и качала головой. Прикрыла глаза рукой и прильнула к нему, когда он подошел и обнял ее.

– Эдит, дорогая ты моя Эдит, – сказал Джеймс.

Ему было неловко и страшно. Он стоял, неуклюже полуобняв жену.

Она подняла голову, поцеловала его в губы, а потом сказала:

– Спокойной ночи.

Он пошел к холодильнику. Встал у распахнутой дверцы и пил томатный сок, разглядывая содержимое камеры. На него веяло холодным воздухом. Он смотрел на пакетики и контейнеры со съестным на полках, на курицу, обернутую пластиком, на эти аккуратные, защищенные экспонаты.

Потом закрыл дверцу и выплюнул остаток сока в раковину. Прополоскал рот и заварил себе чашку растворимого кофе. Забрал его с собой в гостиную. Сел у телевизора и закурил. Он понял: хватает одного безумца с факелом, чтобы все обратилось в руины.

Он докурил и допил кофе, а потом выключил телевизор. Подошел к двери спальни и какое-то время прислушивался. Он чувствовал, что недостоин слушать, стоять.

Почему это свалилось на него? Почему не на эту сегодняшнюю парочку? Почему не на тех, кто беспечно бороздит житейское море, свободный как птица? Почему не они, а Эдит?

Он отошел от двери. Подумал, может, стоит прогуляться. Но ветер совсем рассвирепел, и Джеймс слышал, как стонут ветви березы за домом.

Он снова уселся перед телевизором. Но не стал его включать. Он курил и думал, как вольно и гордо шагали те двое впереди. Если бы они только знали. Если бы им кто-нибудь рассказал. Хоть раз!

Он закрыл глаза. Он встанет рано и приготовит завтрак. Он пойдет вместе с ней к доктору Кроуфорду. Если бы этим только пришлось посидеть с ним в приемной! Он бы рассказал им, чего ждать! Он бы вправил мозги этим бесстыдникам! Он бы им рассказал, куда девается вся эта джинса, сережки в ушах, все эти телячьи нежности и жульничанье за игрой.

Он встал, прошел в гостевую, включил лампу над кроватью. Взглянул на свои бумаги, бухгалтерские книги и арифмометр на столе. Нашел пижаму в одном из ящиков. Откинул одеяло на постели. Потом еще раз прошелся по дому, щелкая выключателями и проверяя двери. Постоял у кухонного окна, глядя, как дрожит дерево под напором ветра.

Он оставил включенной лампочку над крыльцом и опять вернулся в гостевую. Отложил свою корзинку с вязанием, взял корзинку с вышиванием и уселся в кресло.

Поднял крышку корзинки, достал металлические пяльцы. На них была растянута свежая белая льняная ткань. Держа крохотную иголку против света, он продел в ушко длинную синюю шелковую нить. И принялся за работу – стежок за стежком, – воображая, что это он машет рукой с киля перевернутой лодки.

Столько воды так близко от дома [61]

Мой муж ест с аппетитом. Но не думаю, что он и впрямь голоден. Он жует, положив локти на стол, взгляд уперт куда-то в другой конец комнаты. Он смотрит на меня и смотрит в сторону. Вытирает рот салфеткой. Пожимает плечами и продолжает есть.

– Что ты на меня уставилась? – говорит он. – В чем дело? – говорит он и кладет вилку.

– Я уставилась? – говорю и качаю головой.

Звонит телефон.

– Не отвечай, – говорит он.

– Может, это твоя мать, – говорю я.

– Вот увидишь, – говорит он.

Я беру трубку и слушаю. Муж перестает есть.

– Что я тебе говорил? – говорит он, когда я кладу трубку.

Снова принимается за еду. Потом швыряет салфетку на тарелку. Говорит:

– Черт побери, почему бы людям не заниматься своими делами? Скажи мне, в чем я не прав, а я послушаю! Я там был не один. Мы всё обговорили и решили сообща. Мы не могли просто взять и повернуть обратно. Нам было пять миль до машины. И нечего тут меня осуждать. Слышишь?

– Ты же понимаешь, – говорю я.