Да – тогда и сейчас

Энн откинулась на спинку кресла и прижалась щекой к подушке-думке. Кроме сына, навещать ее было некому. Каково бы ей пришлось, если бы никто не приходил к ней хотя бы на пару часов? И Питер просидел в комнате свиданий еще пятьдесят минут. Он вслух читал вопросы, ждал несколько секунд, в надежде, что мама заинтересуется, потом переворачивал карточку и читал ответ. Когда пришло время уходить, она встала у окна и отказалась прощаться.

– Мне пора, – сказал Питер и немного подождал.

Он не злился на мать в такие дни, просто чувствовал себя неловко, не знал, что сказать и куда девать руки. Мама была не виновата, но иногда, в самые неподходящие моменты, Питер вдруг переставал ее жалеть и начинал жалеть себя. Иногда казалось, что скоро его и мамины испытания закончатся, а иногда – что так будет вечно, что он только и будет, что молчать, терпеть, делать, что должно, изображать хорошего сына и надеяться на перемену к лучшему, которая не наступит.

В коридоре Питера остановила женщина с больничным бейджем, назвалась главным администратором и спросила, заедет ли за ним отец. Питер ответил, что поедет на поезде, и женщина попросила передать Брайану, чтобы тот как можно скорее связался с директором клиники.

– Мы пытались дозвониться, но…

– Да, конечно. Я передам, – пообещал Питер.

Он не помнил, когда в последний раз говорил с отцом. Кажется, еще до того, как Джордж установил за окном кондиционер. Еще до начала лета.

Вечером, когда Джордж ушел за пиццей, Питер достал из ящика записную книжку, пролистал исписанные дядиными каракулями страницы и нашел имя отца, а рядом номер 843. Он набрал номер, долго ждал, потом отключился и набрал еще раз. И еще раз. Питера охватила паника, вслед за ней пришла ярость. Он положил трубку на рычаг и тут же опять снял.

– Что стряслось? – в дверях стоял Джордж с замасленными пакетами в руках.

Питер снова и снова набирал номер.

– Питер, что ты делаешь?

– Мне нужно поговорить с отцом, – ответил Питер.

Он ненавидел себя за то, что, как ни стискивал зубы, не мог сдержать плач.

– Нужно починить гребаный автоответчик, Джордж. – Его голос дрожал от слез. – Наверняка он все время нам названивает. Он же за меня беспокоится.

Джордж кивнул и положил пакеты на кухонный стол.

– Ты прав. Завтра же этим займусь. Идет? Ты совершенно прав. Я действительно это запустил.

На следующий день Питеру нужно было идти в школу. Проснувшись, он обнаружил, что и телефон, и сломанный автоответчик валяются в мусорном ведре. Он надел новые брюки и купленную на летнюю зарплату рубашку – дядя вернул все заработанные Питером деньги и пообещал, что, если вдруг окажется на мели, обязательно даст знать, – и накинул на плечи старый рюкзак. Джордж уже ушел. В школе Питер познакомился с новыми учителями, получил новый шкафчик в крыле для выпускников, взял в библиотеке учебники, но все было как в тумане, пока он не понял наконец, почему больничный администратор так хотела поговорить с отцом. На стадионе тренер мучил их интервальным бегом, пока двоих парней не вырвало. К Питеру подошли новички и, отчаянно краснея, признались, что болели за него на весенних забегах.

Когда Питер вернулся домой, на месте старого телефона стоял новый. Беспроводной. Современный. Он блестел, словно только что спущенный с конвейера автомобиль, и Джордж сообщил, что пленка больше не нужна, потому что все записи сохраняются прямо в телефоне, а называется это «голосовая почта». Он специально ждал племянника, чтобы ввести код, который будет легко запомнить. Питер почувствовал, как медленно тает накопившееся за день напряжение.

– Но вот что, Питер, – проговорил дядя, потирая затылок и переминаясь с ноги на ногу. – Твой отец переехал. Если я правильно понимаю, он сейчас в Джорджии. Мы говорили не так давно. Я собирался тебе сказать, как только он сообщит свой новый номер. Но он так и не перезвонил, а телефон в Южной Каролине не отвечает.

– Но маминым докторам нужно с ним связаться. У них что-то важное.

– Да, ты говорил. Я звонил им сегодня, они всего-навсего хотели сказать, что маму переводят в другую больницу. У них мало места.

– А где другая больница?

– В Олбани.

– Олбани далеко?

– В двух часах отсюда.

– Туда ходит поезд?

– Наверняка ходит. Но я тут подумал – не пора ли тебе получить права? Тогда сможешь брать мою машину и…

– Когда маму переводят?

Джордж шагнул к племяннику, словно хотел обнять его или потрепать по плечу, но не знал, как подступиться.

– Сегодня перевели.

Питера обдало холодом.

– Она все знала. Когда я был у нее.

– Может, знала, а может, и нет, – заметил Джордж.

Питер только кивал, а когда его затрясло, обхватил себя за плечи.

– Я должен был сказать тебе, что отец переехал, Питер. Я должен был…

– Плевать мне на отца, – выговорил Питер и понял, что это правда. – Плевать, да пусть я его вообще никогда больше не увижу.

Пришел черед Джорджа кивать головой и осмыслять услышанное.