Да, волчье мясо — харч не сладкий,

— Нет, — колдунья печально улыбнулась. — На меня напал тот, кто его увел. Я даже не успела про-снуться. А когда очнулась, коня уже не было. Ты ви-дел, кто его увел?

— Нет.

Улыбка, на миг осветившая ее лицо, исчезла, гла-за стали печальными.

— А ведь скажут, что это сделала я.

— Но... — попытался возразить Сигурд. Ему вдруг пришло в голову, что Айша вполне могла обвинить его в нападении и воровстве. Захотелось оправдаться, но он не знал как...

— Ты же подумал, что это я его выпустила? Так подумают и другие. А тем, кто не захочет так думать, помогут те, кто увел коня. Тише!.. — Она внезапно за-молчала, приложила палец к губам, попятилась. Не-вольно Сигурд пригнулся, прячась за загородкой опус-тевшего стойла. Снаружи, за воротами конюшни, за-шаркали чьи-то шаги.

— Хоть бы раз заперли, как положено, мать твою-! выругался кто-то. И тут же покаянно выдохнул:— Прости меня, Господи.

В дверной щели промелькнул свет факела, скрип-нули затворяемые чьей-то рукой створки. Стало со-всем темно. Сквозь прелые тяжелые запахи до Сигур-да долетел свежий травный аромат. Айша была совсем рядом, он чуял ее дыхание, биение ее сердца. Кровь ударила бонду в голову, зашумела в ушах.

— А что ты делал здесь, на конюшне? Зачем при-шел? — Вопрос отрезвил Сигурда. Сдерживая стон раз-очарования, он впился ногтями в деревянную балку.

Все-таки Айша подозревала его...

— Хотел предупредить, — глухо пробормотал он.— Проверить...

Объяснения давались с трудом. Он шел к малень-кой колдунье сказать, что здесь у нее слишком много врагов, что его томит неясное предчувствие беды и что история с рыжим конем не окончится просто так. Он хотел предупредить, что отец Ансгарий наверняка за-таил обиду на осмелившуюся возражать ему гостью, что Ингия называет ее посланницей ада, Гюда нена-видит, а монахи считают ведьмой.

— Поздно, — коротко сказала колдунья, и Сигур-ду стало нечего объяснять.

Он тяжело сполз по стене, сел на корточки, сжал ладонями виски.

— Тебя обвинят в краже. Этот конь — подарок их короля. Монахи изгонят тебя, а люди графа поймают и накажут.

— Как в этих землях наказывают воров? — Она присела рядом, по-детски обхватила руками острые коленки. Теперь в ней совсем ничего не осталось от той ведьмы, которой боялись глупые бабы Каупанга.

— Не знаю. Отрубят руку. Убьют. Не знаю., Мысли Сигурда метались пойманными в ловушку мышами, путались.

Кто мог выпустить проклятого жеребца? И куда он исчез, если его выпустили?

— Я погляжу на дворе. — Бонд стал подниматься.

Колдунья взглянула на него снизу вверх.

— Его там нет.

— Но куда еще он мог деться? Ворота монастыря заперты, их сторожит служка.

Она развела руки в стороны.

— Коня зовут Ветер. Смешно спрашивать, куда мог деться ветер.

Не понимая, шутит она или говорит серьезно, Си-гурд нахмурился.

— Скоро сюда придут. — Ведьма поднялась, отрях-нула юбку, принялась увязывать в пучок длинные во-лосы. Сигурду показалось, что она хочет остаться одна.

— Я останусь с тобой, расскажу людям, что случи-лось на самом деле, — возразил он.

— А ты знаешь, что случилось на самом деле?— Айша вытащила из-за пояса ленту, зажала ее в зубах, принялась собирать волосы на затылке. Затем, удер-живая их одной рукой, другой потянула конец ленты, ловко завела его за ухо, обмотала волосы у корней, продолжила:

— Ты хороший человек, бонд. Я поняла это еще в Каупанге, когда ты помогал мне хоронить Финна. Но гы зря ушел из своего дома.

Затянув ленту узлом, она опустила руки, взгляну-ла бонду в глаза.

— Я вижу ту, что стоит за твоим левым плечом. Она еще дремлет (Согласно многим поверьям, за левым плечом человека сто-ит его смерть. До сих пор некоторые деревенские колдуны, с ко-торыми доводилось общаться автору, измеряют длину жизни че-ловека тем, насколько открыты глаза у «той, что стоит за левым плечом». Человеку ничего не угрожает, если ее глаза закрыты (она спит). Если они полуоткрыты (дремлет), то человек прожил почти половину жизни, если открыты широко — он скоро умрет.). В Каупанге ты мог бы сделать еще очень много добрых дел.

Она вновь стала Белой колдуньей, которую Бьерн нашел в страшной вьюге, где не было ничего живого, лишь снег и ветер. От ее взгляда — пустого, словно пронизанного холодом, по спине Сигурда побежали мурашки.

— Я могу увезти тебя отсюда, — пристально гля-дя куда-то ей в переносицу, произнес бонд.

Он на самом деле был готов увезти ее. Утащить ку-да угодно, спрятать от людей, от завистливой княжны, от монахов, от графа, от Бьерна. «Мы заслужили то, что желаем! Подумай об этом, бонд», — прозвене-ли в голове слова Гюды.

— Вряд ли, — Айша вздохнула, отвернулась.— Ты же сам сказал, что у ворот сидит служка.

— Он не выглядит сильным.

— Нет. — Она распахнула створку загона, пригла-шая Сигурда выйти. — Уходи, бонд. Моя жизнь — это моя жизнь. Я привыкла. А помогать мне опасно. Из тех, кто отваживался на это, уцелели немногие. Иди, бонд. Иди.

Она потихоньку дотолкала Сигурда до выхода, плечом подпихнула дверь. В конюшню брызнул свет, и тут же снаружи, взлетая на ограду, захлопал крыль-ями, завопил горластый петух.